Александр Давидюк - Воспоминания о далёком

Штурман откинулся в кресле и сложил руки, закончив свою работу. Я упёрся руками. Удар и звук касания шасси с началом торможения ощутил задницей, сидя на твёрдом. При опускании кокпита стала быстро приближаться к глазам мелькающая в быстром беге бетонная полоса. Казалось, сейчас чиркнет всеми нами, как спичкой о коробок, и сотрёмся в пламени. Внезапно кивок прекратился и бег замедлился, прекратились вибрация и гул торможения. Перед глазами быстро, но плавно побежали линии твёрдой и надёжной полосы. Всё медленнее. Потом разворот и кивок при остановке.

– Саша, отцепи руки, – едва услышал я голос штурмана, развернувшегося ко мне в кресле. Я понял, что заложило уши.

– Вставай, приехали, – услышал голос пилота.

Я оглянулся. Надо мной склонился сверху пилот и улыбнулся. Я глянул на руки: они были бледные от длительного крепкого сжатия. Команда поняла, что я напуган, и пыталась как могла меня успокоить. Пилоты продолжали отключать тумблеры. Я смог привстать, но меня покачивало. Это был мой первый полёт на реактивном самолёте. Первый и последний в кокпите с куполом. Таких больше нет. Другие скорости, другие формы. Придёт время, когда в авиации вообще окон-иллюминаторов не станет. Их заменят камеры снаружи и большие экраны вдоль стен внутри воздушных и космических кораблей.

Началась студенческая жизнь. Беспрерывная и бесконечная учёба, учёба и учёба. Привитый когда-то стекловатой, получив в юности боевое крещение на стройке, я решил воспользоваться старым опытом и подзаработать летом в каникулы немного денег. Такая возможность представилась и я записался в студенческий стройотряд.

Множество студентов казанских вузов поколениями выезжали на ударные стройки пятилеток на два месяца. Это стало традицией. Интерес студентов состоял ещё и в том, что стройотрядовцы освобождались от бесплатного участия в сентябре, в холод и в дождь, в уборке картошки на полях родины. Боец стройотряда мог спокойно целый месяц, пусть и в холод и в дождь, помогать в той же уборке картошки дома, на семейном участке. Мне же было ещё приятнее: я мог поехать на юг, в Одессу, к маме.

Более чем успешно сдав сессию, прибыл я ранним утром на место отправки отряда. Погрузились в автобусы и тронулись в Альметьевский район Татарии. По приезде расположились в сельской школе. Моими товарищами по отрядной и строительной жизни на два месяца стали студенты параллельного санитарно-гигиенического факультета, и я среди них был чужаком с лечебного. Что их всех от меня действительно отличало, как потом выяснилось, это происхождение. В отряде из примерно полусотни ребят было два брата-чуваша и один полу еврей (это был я).

1968 год

Но мы же знаем, что никаких полу евреев или четверть евреев не бывает. Если где-то в каком-то колене в твоём генеалогическом древе упомянуто слово «еврей», ты и твои потомки будут гонимы как евреями, так и неевреями. Ты останешься навсегда для одних гоем, а для других жидом. (Вот откуда, думаю, выражение «вечный жид». ) Но откуда же совершенно незнакомые мне студенты узнали о моём происхождении? От партийного комитета, от студсовета, а те – от ректората. Почему? Потому, что моё поступление в институт было сопряжено с огромным скандалом, в котором я выиграл, но не был оставлен в покое. Причиной всех моих боёв, побед и поражений являлось только моё происхождение.

Кузены-чуваши были очень колоритны. Старший, лет тридцати, его звали Аслан (Лев), был, видимо, потомком Чапаева, не меньше, потому что часто с гордостью вспоминал комдива, размахивая в воздухе кулаком, как шашкой. Он приехал с усами, как у героя, но сразу сбрил. Коммунист, он говорил бодро и громко, окая по-поволжски, об успехах советской власти и о задачах перед нами, вечными её должниками. Он был ветераном стройотрядов и был нашим бригадиром каменщиков.

Второй – Володя – полная тому противоположность. Его портрет легко себе представить: тёмные очки на незабываемом лице тогда ещё очень популярного польского киноактёра Збигнева Цибульского (погибшего за полтора года до того). Парень был совершенно добродушен и аполитичен. На пламенные выступления Аслана Володя отмалчивался, улыбаясь. Вот так творит и удивляет нас природа. «Збигнев» был совсем немногословен. Он улыбался, как с экрана. Я спросил его, знает ли он о своём сходстве, но «кинозвезда» пожал плечами: «Мне все уже с этим надоели». Но без тёмных очков я его почти не видел – имиджа не терял.