Майя Гельфанд - Субботние беседы. Истории о людях, которые делают жизнь интереснее

– Я это сделала из-за Димы (Дмитрий Яблонский – выдающийся виолончелист и дирижер). Мне хотелось для него другой судьбы. Чтобы никто не диктовал, куда ему ездить, где ему жить, чем заниматься, что играть. И слава Богу, он человек мира, говорит на семи языках, гастролирует по всему свету и решает сам, где ему лучше.

– Вам с трудом удалось получить разрешение на выезд, да и то, после вмешательства мировых звезд. Но вы выезжали по израильской визе. Почему все-таки вы уехали в Америку?

– Когда мы еле-еле выползли из Советского Союза, все было очень сложно. Моя мама умерла во время отказа, и мы выехали с Димой, моим папой и урной с ее прахом, потому что я не хотела хоронить ее в Москве. Моя сестра к тому времени уже была в Америке. Мы очень хотели уехать в Израиль. Но моя сестра моя убедила в том, чтобы уехать ближе к ней. Потому что сестра – это мой самый близкий человек.

– И через несколько месяцев вы уже выступали в Карнеги- холле и вас назвали «лучшим секретом, который скрывал СССР».

– Да, мне повезло с менеджером. Меня позвали на прослушивание, и я его, конечно, прошла. И потом состоялся первый концерт.

– А как вы стали профессором самой престижной музыкальной школы в мире?

– Это очень просто. Про меня уже все знали. И меня пригласили просто потому, что у меня было имя и звание ассистентки профессора Московской консерватории. И я очень успешно преподавала в Джульярде на протяжении двадцати пяти лет.

– А это правда, что в последние годы в Америке вы столкнулись, по сути, с тем же Советским Союзом? Когда открыть рот нельзя, проявить инакомыслие нельзя, нужно следовать линии партии?

– Когда я только пришла в Джульярд, там были преподаватели старой закалки. Всегда были разговоры о музыке, о творчестве. Мы рассказывали друг другу байки о великих музыкантах. А потом, со временем, изменилась атмосфера. Она стала более политизированной, более нетерпимой, что ли. А так как петь в хоре я не умею, меня начали потихоньку выживать.

– Как?

– Ну, например, не давать учеников. Но это касалось не только меня. Это касалось всех, кто умел играть и обладал собственным мнением. То есть это касалось старой гвардии. Понимаете, это Америка, там нужно было себя продавать. А я к этому не привыкла. Я могла бы работать до сегодняшнего дня, но у меня такой характер, что я не могу что-то делать вопреки собственным принципам. И я ушла.

– По сути, вам пришлось во второй раз уехать по тем же самым причинам?

– Ну, с некоторыми поправками на время, страну и все прочее.

– И после этого вы решили переехать в Израиль.

– Конечно. Правда, сначала я пожила в Италии, а потом в Швейцарии. Но в итоге все-таки решила сделать алию. Я с 79-го года ежегодно ездила в Израиль. Сначала к своей тете, которая жила в кибуце. А потом просто в гости. Я очень любила Израиль. И когда, наконец, мы приехали в Израиль, и я увидела надпись «Добро пожаловать домой», я, конечно, плакала и чувствовала себя абсолютно счастливой.

– Ваша мечта сбылась?

– Да, конечно.

– А как же так вы из Америки решили переехать в наш провинциальный Израиль?

– Вот все спрашивают и страшно удивляются. Скромно говоря, мы состоялись в Америке и вполне могли бы себе позволить жить, где угодно. Но я сделала совершенно сознательный шаг, потому что шла к нему много лет. Я на сто процентов чувствую себя дома. Хотя здесь очень жарко.

– Но Израиль очень суровая среда выживания, особенно для музыкантов. И несмотря на ваши заслуги, начинать все сначала здесь непросто.

– Конечно. Но я хочу, чтобы израильские музыканты развивались в Израиле. Всем кажется, что нужно куда-то бежать, поступать в какие-то модные знаменитые школы. А можно все то же самое делать и здесь. В Израиле есть очень хорошие педагоги, которые получили классическое образование.

– Вы абсолютно уникальный человек. Потому что, приехав в Израиль после огромной мировой карьеры, вы и здесь вскоре стали очень востребованы.

– Да. Мне 6-го декабря будет восемьдесят лет, и я даже сама не могу представить эту цифру. Но я очень много выступаю, причем играю трудные вещи.

– У вас потрясающая энергия! И она ведь проявилась с самого детства.

– Да, в детстве я была совершенно бешеной. Я страшно дралась, вела себя безобразно. Для моих учителей это был просто кошмар. Но я считаю, что нельзя подавлять творческую энергию ребенка. Сегодня мне бы дали таблетки и превратили в растение. А тогда считалось, что у меня просто такой неугомонный характер. Ведь энергия – это признак таланта. А попытка сделать ребенка удобным убивает его энергию, гасит его потенциал. Поэтому я всегда была сама собой. И, кстати, никогда не стеснялась своего возраста. Потому что я считаю, что не зря прожила свою жизнь, и нечего мне кокетничать.