Виктор Калитвянский - 1917. Народ и революция

«Все мы, сыны единой России, согласно призыву старых вождей русского народа, должны стать на путь служения «великому Божьему и земскому делу». Только любовь к своему общенародному достоянию, к своей культуре, к своему государству исцелит и всех нас, и Россию от безмерно тяжких испытаний» , – П.И. Новгородцев. 11

При всём уважении к русским религиозным философам следует признать, что суть этого коллективного труда – всего лишь растерянный философский вопль. В этом вопле -недоумение, непонимание, ужас, проклятия собственному «народу-богоносцу», который разрушает историческое государство и самою плоть жизни; проклятия виновникам революционного хаоса – русской интеллигенции; надежда – только на господа бога и какого-то совсем другого русского человека, который одумается, прекратит насилие и разбой, проникнется новой «идеей-страстью» и встанет на путь служения «великому Божьему и земскому делу»…

Увы, вопреки надеждам авторов «Из глубины», русский народ не предстал перед миром в единстве и цельности. Наоборот, несколько лет шла ожесточенная гражданская война. Морок большевизма не рассеялся, и «Русь рыцарская» не смогла противостоять «Руси нечестивой».

Русская антибольшевистская мысль продолжала искать ответы в эмиграции. В дополнение к метафизическому анализу веховцев появились оценки причин революции, которые высказывали лидеры либеральной общественности – той самой, которая пришла к власти после падения монархии, но власть не удержала.

В 1929 голу в Париже в журнале «Современные записки» начали публиковаться мемуарные статьи видного деятеля кадетской партии Василия Маклакова, которые позже, в 30-е годы, составят книгу его воспоминаний «Власть и общественность на закате старой России» (1936). Главная мысль маклаковских мемуаров была такова: что либералы могли, но не сумели (или не захотели) договориться с действующей властью о совместной деятельности по реформированию существующего политического порядка и тем самым обрекли страну на катастрофу.

« У либерализма не было самостоятельной силы, – писал Маклаков. – Она еще была у исторической власти, которая тогда готова была идти на уступки; при соглашении ее и либеральной общественности можно было идти путем эволюции и в союзе с исторической властью Великие реформы продолжать и закончить» . 12

Маклаков полагал, что такое соглашение между властью и общественностью могло стать путем естественной, ненасильственной эволюции государства, но России не пришлось идти таким путем.

«В этом вина общественности, пожалуй, больше, чем власти, – утверждал Маклаков. - Представители общественности, уверенные, что они все сами умеют, что страну они представляют, что она верит им, убежденные, что управлять страной очень легко, что только бездарность нашей бюрократии не давала проявиться всем талантам русского общества <���…> Они не хотели унизиться до совместной работы с прежней властью; они соглашались быть только хозяевами. Они ими и стали в 1917 году на горе себе и России» . 13

Взгляды Маклакова подверглись критике со стороны его бывших однопартийцев. Многолетний лидер партии конституционных демократов (кадетов) Павел Милюков писал, что Маклаков « всегда был в партии при особом мнении <���…> и разрешал себе <���…> лишь минимум партийной дисциплины. <���…> Он как бы остерегался подходить ближе к ежедневной деятельности партии, держа в уме, очевидно, те мысленные оговорки, которые теперь счел возможным сделать, «не вредя партии» . 14

В ответ на обвинения в том, что кадеты прибегали к тактике борьбы со властью, когда нужен был компромисс, Милюков отвечал, что «эта борьба должна была вестись не революционными, а парламентскими методами: в этом и заключался смысл сущес твования партии и ее воспитательная роль по отношению к обществу, – роль, которую Маклаков признает. Формы парламентской борьбы оказались неприменимыми вследствие непримиримой тактики власти (и Маклаков признает ее таковой). Но ведь эта неприменимость форм мирной борьбы и открыла путь методам революционным. Маклаков хочет, чтобы никакой борьбы не было, а был бы компромисс. Но бессилие партии компромисса во что бы то ни стало, каковой была партия октябристов, – бессилие компр омисса на самой умеренной программе,– как нельзя лучше демонстрирует невозможность той роли, которую он навязывает кадетам и которую он считает истинным выраж ением русского либерализма» . 15