Array Сборник - Бессмертный полк Ленинграда

Эта тема ко мне подступала,
Окружала, брала на измор,
Поднималась подобием вала
И, нацелясь, взглянула в упор.
Может, в генах заложено прочно?
Снимки блеклы, рассказы тихи.
Я войну не видала воочию,
Но об этом пришли мне стихи.

На Четвертой Советской виденье —
Ледяной фейерверк сквозь туман…
Мне четыре лишь было с рожденья,
Но я помню во дворике кран.
Углового зеленого дома
Вижу: ребра разрыв обнажил.
Мне откуда-то так все знакомо,
Будто я из тех лет старожил.

Но не ужасы и не увечья
Привлекают вниманье мое —
Повседневное и человечье
Непростое житье-бытье.
То, что в нем оказалось сверхпрочным
И в аду невозможных лет
Самой темной блокадной ночью
Приносило надежды свет…

Может, и правда – чудо,
Вера: поможет Бог.
Спорить ни с кем не буду,
Зная один итог:
Выжили в Ленинграде
Бабушка, мама моя.
Памяти этой ради,
Строки слагаю я,
Словно венки – к пьедесталу,
Словно цветы – к обелиску.
Время коснуться настало
Памяти смутной, неблизкой —
Мифам семейным в угоду,
Тронутым патиной страха…
Знаю, не в ногу, не в моду,
Строй нарушая, с размаха
Таинств касаюсь сакральных….
Можно ли речью досужей
Так – при свечах поминальных
Там, где трагедии кружат,
В прошлом пытаться ловить
Чуда заветную нить?..

– Нет, не выжить бы нам в блокаду,
Но случаются чудеса.
Не просить их, а верить надо,
Хоть креститься на образа
И не каждый теперь захочет…
Только истина – чудо есть —
Подтверждается правдой точной:
Мы ведь выжили. Ты ведь здесь.
А погибли бы – и не стало
Ни тебя, ни твоих детей…
Ветви рода бы обломало,
Оборвало чредой смертей.

Не метафора, не рисовка,
Не фиглярство пустых словес —
Просто памяти установка:
Жизнь бы кончилась без чудес…

Говорила об этом мама,
Доказательства приводя.
И мистерия, а не драма
Представляется, в суть вводя.

Помню с детства – под Новый год
В дом посылочка попадала:
Хрен в кореньях, орехи, мед
И брусок непременный сала.
Это сало в семье у нас
Все «блокадным» с улыбкой звали
И на хлеб ритуально пласт
Очень тоненький отрезали…

Той истории зарожденье
В довоенный уводит быт.
Дело по́д вечер. Воскресенье.
У окна Анюта сидит.
Вдруг – как торкнуло что-то, – ойкнув,
Из квартиры идет во двор…
А у двери старик какой-то.
Он молчит. И глядит в упор.
Испугалась. А дед бормочет:
– Не узнала, Анюрка? Я…
Тихо всхлипнула:
– Ох, нет мочи! —
Дядю Колю узнать нельзя…
Улыбнулся печально, криво:
– Вот, отпущен. Срок отсидел.
– Как добрался?
– Судьбы извивы…
Уж не рад, что остался цел.
Вышла женушка за другого —
Вот такие, Нюрок, дела,
А сестра ее слова злого
Удостоила – прогнала…
– Заходи же ко мне, дядь Коля,
Погости – мы с тобой родня!
– Заночую, Анюта. Доле
Не могу – прокаженный я.
Не болезнь, а дурная слава —
Враг народа…
– Молчи, чумной!
Быть с родными – святое право,
Ты считай, что пришел домой.

Он наутро ушел. Рубаху
Нюрка мужнюю отдала,
Узелок собрала, без страху
Проводила…
– Таки дела,
Знай, племянница, помнить стану
Я добро до скончанья дней.
Излечила на сердце рану,
Возвратила веру в людей!

…Вот такая случилась встреча.
С той поры прошло года три.
Темен долгий блокадный вечер,
Не горят в окне фонари.
У буржуйки сидит Анюта,
На кровати – больная дочь.
Муж на фронте. Черна минута.
Холод. Голод. Пугает ночь.
Вдруг – как будто толкнуло что-то —
Поднимается – и к дверям.
А за дверью – и стук, и шепот:
– Вы Анюта? Я, значит, к вам.
Есть гостинец от дяди Коли.
– Проходите же в дом скорей.
Он живой, дядя Коля, что ли?!
– Жив. И много последних дней
Вспоминал вас довольно часто.
Волновался. Посылка – вот.
Адрес верный, дошла на счастье…
И из торбочки достает
Круглый хлеб деревенский, мерзлый,
В марле – сала большой брусок.
– Побегу я. Уже ведь поздно.
– Нет, присядьте хоть на часок.
Расскажите…
– А что рассказы?
Живы – чудом. Прощай, сестра.
Да не ешьте все сало сразу —
Худо будет…
Судьба пестра —
Черной ночью шмат сала белый
Вывел к жизни судьбу семьи…
Круг добра продолжайте смело —
Будет отклик добром вдали.