Игорь Ярмизин - ПОЭЗИЯ КАМНЯ - ТРОПАМИ ПОТАЕННОГО СТАМБУЛА

Свои притязания на престолонаследие Мехмед основывал не столько на покорении Византии, сколько на кровном родстве с прежней императорской семьей: один из его предшественников султан Орхан I был женат на ромейской принцессе. Кроме того, хотя последний император Константин XI не оставил потомков, но ему могли наследовать племянники. Почти сразу после падения Константинополя Мехмед принял их на службу. Старший стал Хас Мурадом, фаворитом султана и генерал-губернатором Балкан. Младший, – Месих-Паша, – адмиралом флота и губернатором провинции Галлиполли. Позже, при сыне Мехмеда Баязиде II, он занял пост Великого Визиря, – второго человека в Империи.

Как на небе не может быть двух Солнц, так и у Рима не могло быть двух наследников. А потому в XVI веке разразился ныне уже порядком подзабытый скандал, – турки возмутились тем, что австрийцы использовали титул «цезарь» применительно к своему императору. Столь вопиющее нарушение этикета привело к войне, по окончании которой в 1533 году был подписан мирный договор, который закрепил эксклюзивное «право на бренд» за османами.

*** *** ***

Великая столица четырех империй – Римской, Византийской, Латинской и Османской – Константинополь всегда был, по определению Фернана Броделя, настоящим чудовищем, без устали пожирающим овечьи отары Балкан; рис, пшеницу и бобы Египта; лес черноморских стран; верблюдов и лошадей Малой Азии. Да еще людей, десятками и сотнями тысяч затягивая в себя, как в воронку, со всех концов империи, и рабов из гигантского средиземноморского региона и России, которых продавали на громадном рынке Бешистан в самом центре Города. Он «стягивал», замыкал на себя невероятные пространства. Он много получал, но и отдавал не меньше. Житие Иоанна Акатция свидетельствует: «Все те диковинки, что в других городах можно найти по отдельности, здесь обретаются одновременно. Наш Город можно уподобить общей мастерской всей земли. Сюда свозят все, что произрастает повсюду, что-то на судах, что-то на повозках. В Константинополь стекается все, подобно тому, как все реки впадают в море». Для византийцев он был магнитом человечества, ключом Вселенной, оком Востока, семихолмным господином, светилом небесным, акрополем Вселенной, утренней звездой, святым городом и т. п. В общем, по замечанию Одо Дейльского, «во всех отношениях он превышал умеренность. Насколько он богаче прочих городов, настолько и более развратен».

А в 1920 году он стал настоящим спасением для десятков тысяч наших соотечественников, искавших спасение после поражения в Гражданской войне. Хотя в то время его население едва превышало полмиллиона человек: после Первой мировой Османская империя лишилась 60% своей территории, а ее столица превратилась в политическое захолустье с ветшающими следами былого величия. Вскоре история Константинополя завершится: в 1930 году, вместе с 1600-летним юбилеем, он сменит название на Стамбул 5 5 Это название тоже не турецкое. Оно происходит от греческого «ис-тин-болин», т.е. «в город», что турки восприняли как «Истамбул» или просто «Стамбул». . Еще раньше был утрачен столичный статус. Упадок продолжался долгие десятилетия. Полупустой, заброшенный город-призрак, где даже призыв муэдзина к молитве был как будто обращен не к людям, а к слепым, глухим, порядком обветшавшим домам, давно отжившим свой век.

Бродя по его глухим улочкам, кое-где до сих пор можно увидеть внушительную железную дверь с облупившейся краской, высокую и широкую, замшелую, но крепкую стену, деревянные ставни и резные балконы, и другие следы канувшей в Лету цивилизации. «Здесь некогда жили люди, немного похожие на нас, только жизнь у них была совсем другая. Эти времена давно прошли, и мы отличаемся от тех людей – по сравнению с ними мы бедны, слабы и провинциальны», – пишет коренной стамбулец, лауреат Нобелевской премии Орхан Памук.

Нынешнее богатство и возрождение города после многовекового упадка не должны вводить в заблуждение, – это блеск и могущество безличного техногенного мира постчеловеческой эры. В нем погас блеск божества, а люди превратились в «колесики и винтики» безжалостного, хотя и дарующего внешний комфорт, механизма эпохи заката нынешней цивилизации. Да, Стамбул из пластика, стекла и бетона, как раньше, деловит, суетлив, устремлен в будущее. Но все же он стал лишь одним из многих. Поправ великие руины. Без блеска и без Бога.

Правда, его душа еще живет, но все более истончается, истекая Печалью. В ней, как писал Орхан Памук, «и настроение его музыки, и чувства его поэзии, и некая субстанция жизни, – все сразу». А сколь печальна была традиционная стамбульская забава, – наблюдать за сгоравшими в пламени пожаров старинными особняками. «С ними навсегда уходила великая эпоха, которой мы оказались недостойны, и чувство вины у зрителей смешивалось с желанием поскорей перелистнуть эту страницу истории, забыть о ней и построить, наконец, в Стамбуле второсортную, бледную копию западной цивилизации».