Алексей Кунгуров: Последний шанс. Сможет ли Россия обойтись без революции

Во-вторых, именно понимание элитой угрозы, которую несет ей революция, делает революцию неизбежной. Сама элита и устроит революцию: у нее просто нет иного выхода. Правящий класс в России является по сути своей абсолютно криминально-паразитическим – он ничего не создал сам, не получил «священную частную собственность» в наследство от отцов и дедов с заветом «сохранить и преумножить». Собственно, поэтому, в отличие от настоящей буржуазной элиты, наша не умеет сохранять и преумножать, что является сутью капитализма.

Наша элита вообще никакого отношения к капитализму не имеет. Попытка вернуться от социализма к капитализму в 90-х годах не удалась по одной простой причине – в России никогда не было капитализма, возвращаться оказалось некуда. Поэтому, откатившись назад, страна очутилась в средневековье, в феодализме. Сообразно феодальной матрице выстраивались все эти годы социальные, экономические, политические институты – самодержавие, церковь, модель сословного общества, местничество, оброчная экономика и т. д.

Наивные дурачки-либералы, кричат, что все проблемы от того, что в России нет независимого суда. Мол, судили бы суды честно – все общественные отношения можно было бы отрегулировать через этот механизм. Нет, проблема не в судах, а в сословном характере общества, сословном сознании масс и элиты. Тягловый люд и имущие классы живут в совершенно разных правовых системах. Суть явления лучше всего передает циничная римская поговорка «Quod licet Jovi, non licet bovi» – что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Даже если суд будет кристально честным, он будет судить по тем законам, какие элита издает отдельно для себя и отдельно – для быдла.

Как можно победить коррупцию в стране, 90 % населения которой свято убеждены в том: «Власть имеет право, на то она и власть, и это не нашего ума дело»? Какой научно-технический прогресс можно ожидать от страны, провалившейся в средневековье, где научной дисциплиной объявлена теология?

Россия к настоящему времени поделена на домены, с которых кормится наша паразитическая элита. Домены могут быть территориальными (губернаторы и мэры осуществляют кормление с территорий), секторальными (освоение бюджета, банковская сфера), инфраструктурными (РЖД, «Транснефть»), отраслевыми (ВПК, нефтедобыча). Домены могут быть должностными – большинство бюрократического «планктона», не имея капитала, приносящего доход, кормится с должности.

Частнособственнические, рыночные отношения в России никогда не складывались: ни в досоветское время, ни в постсоветское. Раньше дворянин пользовался поместьем, которое давалось ему за службу, но он им не владел.

Царь мог отобрать его в наказание за тяжкий поступок и передать другому дворянину в награду. Помещик не мог продать свою вотчину или сдать в аренду. Он мог с нее лишь в прямом смысле слова кормиться. По наследству сыну вотчина переходила лишь при условии, что тот наследует и отцовскую службу.

Наша же илитка освобождена от службы государству, она служит непосредственно пахану, который не вечен. По этой причине она не может передавать полученный в кормление домен по наследству, и даже право пожизненного владения ничем не гарантировано, поскольку в криминальной среде любой консенсус весьма непрочен, все решает сила, а не право. Это порождает совершенно конкретный тип паразита – паразита-временщика, саранчу, которая выжирает все и стремится туда, где есть чем поживиться, оставляя за собой пустыню. Он получает в кормление домен на время, что четко осознает. По этой причине паразит-утилизатор в принципе не заинтересован в сохранении России и даже в повышении ее «удойности». Всякий феодал-временщик старается максимально эффективно использовать время, отпущенное ему на грабеж – он стремится побольше урвать и подальше спрятать (вывезти за рубеж). Что достанется на дерибан сменщику, паразита не волнует – после хоть трава не расти.

Но элита неоднородна. Помимо доминирующих «феодалов» в ней присутствует небольшая прослойка «капиталистов», которые заинтересованы в «нормальном капитализме», то есть в таких условиях, при которых капитал будет преумножаться и передаваться по наследству. Напомню, что высшая цель капитализма – накопление капитала ради самого накопления. То есть у этих двух категорий элитариев разное целеполагание: одни стремятся воровать и потреблять; другие – накапливать. Если «временщики» контролируют финансовый сектор и высшей ценностью считают капитал финансовый (виртуальный, а потому мобильный), то «капиталисты» в большей части связаны с капиталом физическим, то есть капиталом как средствами производства. Промышленный капитал имеет особенность – он чаще всего немобилен. Завод или ГЭС нельзя перенести в другую страну физически. Поэтому, в отличие от «временщиков»-космополитов, «капиталисты» вынуждены быть немножко «патриотами».