Юрий Поляков - Созидательный реванш. Сборник интервью

И последнее. Конечно, оргазм, как и огонь, добывается трением. Но даже первобытные люди понимали, что тереть друг о дружку надобно деревяшки, а если тереть, например, бананы, ничего не получится. Стоило ли нам проходить путь от каменного топора до виагры, чтобы забыть простые истины…

В 2001 году, когда я стал редактором «Литературной газеты», мы сделали полосу о телевидении, где внимательно отслеживали выступления против общественной морали, показывая абсолютно неадекватное отражение реального культурного процесса на нашем телевидении.

Более того, мы опубликовали цикл материалов наших собственных корреспондентов, в которых рассказывалось, как организован общественный контроль на телеканалах во всех ведущих странах мира: в Америке, во Франции, в Германии, в Японии, в мусульманском мире. Механизм таков: чаще всего — это общественный совет, который замыкается либо на президента, либо на законодательную, либо на духовную власть.

Интересно, когда возник кризис с НТВ и происходила смена руководства, тогда либерально ориентированные журналисты стали выступать по ТВ с требованием создать такой совет, чтобы защитить НТВ от власти. На бумаге ручные советы тогда кое-где были созданы. Я обратился с письмами ко всем руководителям каналов с просьбой прислать нам списки этих советов, с тем чтобы их опубликовать в «Литературной газете». Никто мне не ответил. Видимо, эти фамилии стыдно предъявить обществу. Они засекречены, как списки резидентов.

На одном из заседаний Совета по правам человека при Президенте я вручил подборку наших публикаций о телевидении В. В. Путину. Я сказал, что сейчас много говорится о правах сексуальных меньшинств, о правах людей, вступивших в политический конфликт с властью и т. д., но ведь права людей, которые смотрят телевизор, — это тоже права человека. Почему везде есть общественные советы на телевидении, а у нас нет? Меня активно поддержали другие члены совета: Виталий Третьяков, Владимир Соловьев, политолог Сергей Марков. Разговор шел тогда о том, что во всем мире есть, а у нас нет такого органа, через который общество может повлиять на политику телевидения, его программы, сетки и т. д.

Чем может заниматься такой совет? Вот посмотрите, какой казус произошел недавно на передаче «Ничего личного». Структура передачи такая: приглашаются сторонники традиционного взгляда на вещи и их противники. Тема в тот раз была заявлена следующая: «Может ли искусство портить нравы». По итогам электронного голосования мы проиграли, хотя в ходе дискуссии зал был на нашей стороне, наши аргументы были гораздо более убедительны. Тогда я попросил зал проголосовать руками. И выяснилось, что большинство поддерживает нас. А на экране результаты были противоположные — большинство было за радикалов. Это был самый настоящий мухлеж. Я об этом написал в «Литературной газете». Но если бы у нас был общественный совет, то такие вещи, как эта — явная манипуляция — не прошли бы.

По моей информации, в администрации президента пришли к выводу, что такие общественные советы надо создавать. И вроде бы сейчас готовится создание пробного общественного совета, но для начала не при центральных каналах. Власть понимает, что с таким телевидением нормальную молодежь не воспитаешь. Я думаю, что мы в своем порыве не так одиноки.

— Вы постоянный участник Лейпцигской, Франкфуртской выставок… С чем это связано? Участвуете ли вы в выставках других стран?

— Я стараюсь бывать на книжных ярмарках в разных странах. Только за последние год-два летал с этой целью в Индию, Китай, Швейцарию, на Тайвань… Но Лейпцигская ярмарка была самой первой, на которую мне довелось попасть. И если есть такая возможность, я стараюсь приезжать в Лейпциг и Франкфурт. Тем более что меня теперь стали переводить в Германии. Перевод моей повести «ЧП районного масштаба» был запланирован в издательстве «Фольк унд Вельт» в восемьдесят шестом году, но в последний момент запрещен гэдээровским начальством. Потом была пауза почти в четверть века. И это притом, что мои книги в России расходятся огромными тиражами, почти все они экранизированы. Не знаю, в чем дело. Вероятно, я слишком часто в публицистике и в публичных выступлениях употребляю слово «патриотизм». На Западе любят своих патриотов, а наших патриотов не любят. Но ведь патриотизм, по моему убеждению, всего лишь — порядочное отношение к своей родине, абсолютно не противоречащее тому свободомыслию, без которого невозможно творчество. Кстати, в семьдесят шестом — семьдесят седьмом я служил солдатом в Германии, в артиллерийском полку, расположенном в Олимпишесдорфе, недалеко от Берлина. Действие моей повести «Сто дней до приказа» разворачивается именно там. Теперь в моей бывшей части Музей советской оккупации… А какой, к черту, я оккупант?