Дмитрий Травин - Просуществует ли путинская система до 2042 года?

Наконец, если бы на месте Путина оказался человек с другой культурой, то, возможно, он не стал бы с такой легкостью отказываться от тех слабых демократических институтов, которые худо-бедно установились при Горбачеве и Ельцине. Не стал бы даже при высоких ценах на нефть и всенародной любви, связанной с ростом доходов населения. Конечно, вероятность данного варианта развития не слишком велика, поскольку, как известно, всякая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Любому лидеру трудно удержаться в рамках демократических институтов, если власть сама валится ему в руки. Но всё же прагматизм, характерный в целом для поколения семидесятников и ярко выраженный лично у Путина, оказался прекрасной питательной средой для авторитаризма. Для сравнения отметим, что, скажем, шестидесятник Горбачев, имевший возможность не начинать никаких реформ в СССР и. соответственно, не рисковать своей властью, пошел тем не менее на перестройку, поскольку в его поколении были очень популярны идеи демократического социализма.

В общем, тот, кому не нравится система, сложившаяся сегодня в России, имеет основания винить в этом три обстоятельства. Экономику, которая досталась нам в наследство от Советского Союза и которую никак было не реформировать без мощных социальных потрясений. Специфические черты прагматичного и порой циничного поколения, сформировавшегося на закате СССР без склонности к великим идеям (в том числе к демократии). И так называемое «ресурсное проклятие» — обилие нефти, газа, металлов, обеспечившее Кремлю в период благоприятной ценовой конъюнктуры возможность дать народу стабильный рост доходов в обмен на абсолютную власть.

Егор Гайдар:

«В российских условиях время расцвета постимперского синдрома, замешанного на нем радикального национализма, вопреки ожиданиям автора этих строк, пришлось не на период, непосредственно последовавший за крушением СССР, а на более позднее время. Я и мои коллеги, начинавшие реформы

в России, понимали, что переход к рынку, адаптация России к новому положению в мире, существованию новых независимых государств будет проходить непросто. Но мы полагали, что преодоление трансформационной рецессии, начало экономического роста, повышение реальных доходов населения позволят заменить несбыточные мечты о восстановлении империи прозаичными заботами о собственном благосостоянии. Мы ошибались.

Как показал опыт, во время глубокого экономического кризиса, когда неясно, хватит ли денег, чтобы прокормить семью до следующей зарплаты, выплатят ли ее вообще, не окажешься ли завтра без работы, большинству людей не до имперского величия. Напротив, в то время, когда благосостояние начинает расти, появляется уверенность, что в этом году зарплата будет выше, чем в предыдущем, безработица, если не живешь в депрессивном регионе, тебя не коснется, жизнь изменилась, но вновь обрела черты стабильности, можно, придя домой, сесть и посмотреть вместе с семьей советский фильм, в котором наши разведчики лучше их шпионов, мы всегда побеждаем, а жизнь, изображенная на экране, безоблачна, порассуждать о том, как враги развалили великую державу, как мы всем еще покажем, кто главный».

(Гайдар Е. Гибель империи. Уроки для современной России.

М.: РОССПЭН, 2006. С. 16)

Коктейль Путина

Если мы исходим из вышесказанного, то следует отмести два крайних и сильно упрощенных подхода к объяснению причин формирования путинской системы.

С одной стороны, говорят порой, что Путин, как офицер КГБ, а значит, человек, в силу специфики своей профессии глубоко враждебный демократии, с самого начала тайно вынашивал мысль об установлении авторитаризма. Некоторые сторонники подобного подхода даже полагают, что Путин был специально внедрен к Собчаку, а затем к Ельцину для захвата власти госбезопасностью.

С другой стороны, отмечают, что раз Путин на первых порах проводил разумные экономические преобразования и воздерживался от использования наиболее одиозных политических мер в борьбе со своими противниками, то, следовательно, в какой-то момент у него случился перелом в сознании. Соответственно, сторонники такого подхода начинают искать причины этого перелома.

На самом деле, думается, путинская система не строилась по заранее разработанному плану, а медленно вызревала, трансформируясь по мере появления новых обстоятельств, влияющих на российское общество. Путин делал шаг, осматривался вокруг, изучал реакцию населения, проводил ревизию находящихся в его распоряжении ресурсов укрепления власти, а затем делал следующий шаг, причем, возможно, совсем не в том направлении, которое раньше представлялось ему оптимальным. Похоже, он исходил из стремления не максимизировать власть, а оптимизировать ее. Если бы наиболее комфортным способом правления оказался демократический, Путин остался бы демократом, но поскольку проще и выгоднее было демократию сворачивать, он выстроил именно ту модель, которую мы сегодня имеем.