Требовалось чем-то воодушевить народ, заставить его забыть о «мелких» житейских трудностях, дать людям почувствовать, что их жертвы связаны не с бесхозяйственностью и коррупцией властей, а с выполнением какой-то великой миссии и с происками разного рода врагов.
Самой великой миссией русского народа было строительство коммунизма. Но наступать второй раз на те же грабли политики не могут. Спасать человечество за счет России в начале XXI века трудновато. Кремль должен был придумать реалистичную миссию. Не слишком большого масштаба, но так, чтобы народного энтузиазма хватило, по крайней мере, до 2018 г.
Для решения подобных проблем обычно используется маленькая победоносная война. Надо сделать так, чтобы народ был воодушевлен своими военными и политическими достижениями, но при этом не нес слишком уж больших жертв. Если человек может гордиться отечеством, не питаясь при этом по карточкам и не отказываясь от обычного бытового комфорта, пива, футбола и телесериалов, он встаете колен, распрямляет спину, а затем начинает потрясать кулаками во все возможные стороны, забывая о тех, кто сидит у него на горбу.
Опыт маленькой победоносной войны у нас имелся. Грузию удалось в 2008 г. сломить всего лишь за пять дней. Помимо Грузии на постсоветском пространстве сохранялось еще несколько точек, где можно было бы применить силу. Трудно сказать, какие планы имелись тогда в арсенале Кремля, но жизнь внезапно сама подсказала направление действий. Дружественный России украинский режим Виктора Януковича внезапно рухнул, причем, надо признать, легитимность действий майдана вызывала тогда серьезные сомнения. В ряде регионов Украины неприятие киевских революционных акций было весьма значительным, и Кремль мог этим воспользоваться с выгодой для себя.
Решили взять Крым. В плане манипулирования сознанием населения это было чрезвычайно удачное решение. Украинская армия не обладала даже той боеспособностью, которая была в 2008 г. у армии грузинской. Крым рвался в Россию, как потому, что опасался майдана, так и потому, что надеялся на финансовую поддержку, повышение зарплат и пенсий. А нашей патриотической общественностью возвращение исконных земель (да к тому же, как позже пояснил Путин, «сакрального места») воспринималось в качестве акта высшей справедливости — своего рода мессианизма. Россия не может теперь спасти человечество, но хотя бы братьев спасет от «бандеро-фашистской угрозы».
По сути дела, не понадобилось даже маленькой победоносной войны. Крым взяли с ходу, и рейтинг Путина резко пошел вверх. В чисто практическом плане от данной операции выиграл только Кремль. Инициаторы этой кампании все издержки возложили на Россию в целом, а выгоды присвоили себе.
Задачу, которую невозможно было решить с помощью развития экономики, кремлевские политгехнологи прекрасно решили с помощью внешней политики. После успеха в Крыму Путин мог спокойно входить не только в стагнацию, но даже в серьезный экономический кризис. Народ переставал думать о проблемах своего кошелька либо снимал с блистательного президента всякую ответственность за экономику, перелагая ее на чиновников и олигархов. Путь к успеху Путина на президентских выборах 2018 г. оказался расчищен.
Почему у нас Путин - моральный авторитет
Опрос, проведенный социологами из ФОМа вскоре после присоединения Крыма к России, показал, что Владимир Путин является главным моральным авторитетом страны. За него высказалось более трети опрошенных, тогда как другие «авторитеты» в моральном соперничестве существенно отстали от лидера. Впрочем, отставшие тоже принадлежат к путинскому лагерю — Сергей Лавров, Сергей Шойгу, Владимир Жириновский и т.д.
На первый взгляд по этим результатам кажется, будто в России сегодня вообще нет представлений о морали. Страна одичала и не имеет иных ценностей, кроме денег и товаров, которые на них можно купить. Однако на самом деле мораль, конечно, есть. Только ее нельзя измерять мерками тех общечеловеческих ценностей, о которых в свое время безуспешно пытался твердить советскому народу Михаил Горбачев. В том-то и особенность современного российского обывателя, что общечеловеческого для него не существует.
Как-то раз исследователи поинтересовались у одного индейца, что такое «добро» и что такое «зло». «Респондент» ответил, что «зло» — это когда у него украли лошадь, а «добро» — когда он лошадь украл. Над подобным ответом можно посмеяться, однако лучше задуматься. Индеец довольно точно описал нормы существования диких народов. Эти нормы сложились в ходе тысячелетней борьбы за выживание. Если вдруг цивилизация попытается навязать дикарям иные нормы поведения без изменения самих условий существования племен, «высокоморальные индейцы» просто не выживут.
Читать дальше