Виктор Кротов - Вкус письменной речи. Вдохновение жизнью, мыслью, словом

Книга – вот она: результат чьей-то проделанной работы. Её восприятие – моя работа. Моё впечатление – наш общий результат.

Писатель, выражающий свою внутреннюю реальность с помощью придуманной внешней, должен заботиться о читателе не меньше, чем о собственном самовыражении. Ведь он, автор, создаёт общую для него с читателем реальность, пусть и виртуальную, которую точнее назвать беллетристической.

Читатель, осваивающий свою внутреннюю реальность с помощью выдуманной автором беллетристической реальности, оберегает свою психику от прямых взглядов на собственный внутренний мир, ведь на это способен далеко не каждый.

Поэтому беллетристика становится особой областью общения автора и читателя, где возникшие образы способны к созиданию больше, чем прямое воздействие внутренней реальности пишущего на переживания читающего.

Сочинительство – естественная сторона писательства, но как способ выразительности, как стиль сочетания слов, оно присутствует в письменной речи всегда. Человек всегда невольно сочиняет, даже правдиво описывая реальность.

Читая, мы проецируем чью-то письменную речь на собственное восприятие жизни. Словно расшифровываем написанное, переводим его на свой внутренний язык. Поэтому, кстати, невозможен универсальный писатель, подходящий для любого читателя.

Но любой читающий может чему-то научиться у пишущего, стараясь понять его внутренний язык.

Не будем сетовать на автора, что он что-то недоговаривает в своём произведении. Иногда он делает это сознательно, и какие-то умалчивания входит в его замысел. Иногда это результат интуитивных решений. А иногда – просто нежелание говорить о слишком личных внутренних переживаниях.

В любом случае недоговорённость создаёт пространство возможного дополнительного понимания , то есть свободу для тебя видеть по-своему смысл написанного. Это добавляет гибкости написанному, которая позволяет читателю тоньше воспринимать прочитанное.

Зритель фильма или спектакля – в отличие от читателя – не всегда успевает думать в такт с мыслью создателей произведения: улавливать подтекст, осваивать новизну подхода, гарантированно воспринимать намёки… Ведь зритель не властен над заданным темпом действа.

Читатель может сам регулировать скорость восприятия прочитанного. Хорошую книгу не стоит читать быстрее, чем думаешь.

Экранизация никогда не заменит книгу, хотя может способствовать её популяризации, привлечь внимание к ней. Фильм неизбежно вводит свои способы интерпретации текста, и хорошо, если это всего лишь своего рода иллюстрация к написанному. К тому же кинематографическая интерпретация является неминуемо коллективной (начиная со сценария и вплоть до игры каждого из актёров). И вся толпа интерпретаторов, под руководством режиссёра, обрабатывает на разные лады авторский замысел.

Поэтому фильм обычно существенно искажает замысел автора. Причём смысловые искажения гораздо опаснее утрат или переиначивания каких-то сюжетных линий.

Кто становится читателем для писателя? Всё просто: тот, кто нашёл желание и время обратиться к написанному им.

Если же говорить о читателе всерьёз, – лучше бы это был пониматель, а не пробегатель. Чтобы он старался видеть, слышать и воспринимать то, что стоит за словами. Только тогда он становится в некотором смысле соавтором писателя, оживляющим в себе написанное .

Написанное слово по-настоящему пробивается сквозь гомон толпы лишь к тому, кто не гомонит вместе с нею. Этого же мы вправе ждать и от автора, которого читаем: чтобы он говорил своим голосом, а не озвучивал расхожие клише.

Не всякий текст направлен на преодоление инертности возможного читателя, часто автор решает совсем другие проблемы. Не стоит упрекать его в том, что он не может расщекотать тебя, не возбуждает в тебе желание читать, дочитывать и перечитывать.

Вполне можно и самому позаботиться о преодолении собственной инертности по отношению к такому тексту, в котором видишь смысл для себя.