Михаил Лемхин - Вернуться никуда нельзя. Разговоры о кино, фотографии, о живописи и театре

– Да, знаю. Это здесь все говорят. В Москве я этого никогда не слышал.

– Об этом говорил сам Абуладзе. И со сцены, выступая в Беркли 3…

– Мне он этого никогда не говорил.

– Он рассказывал, что принес первый набросок сценария на 18 страницах Шеварднадзе, тогда первому секретарю грузинского ЦК. Тот прочитал, одобрил и просил, когда сценарий будет готов, никому его не показывать. Только ему – лично. Абуладзе говорит, что так и поступил. Это было в 1981 году. При Брежневе. Дальше. Сценарий был готов, Шеварднадзе, понимая, что Госкино такое не утвердит, предложил снимать на грузинском телевидении. У республиканских телестудий есть несколько часов, не контролируемых Москвой. Москва требует сообщить только фамилию режиссера и тему. Они послали в Москву телеграмму: «Народный артист Абуладзе будет снимать фильм на морально-этическую тему». То есть фильм снимался в секрете от Москвы. Но все равно должен же был наступить момент, когда там узнают. Пусть даже удастся закончить фильм – дальше-то что? Понятно и ежу, что фильм в брежневские времена выпустить не могли. И вообще – ни в какие. Такой фильм мог появиться только одновременно с антисталинской кампанией, только в этом случае. На что же, спрашивается, рассчитывал Шеварднадзе? Что, он карьеру свою на карту ставил, чтобы доставить Абуладзе удовольствие? Чтобы сделать доброе дело перед Богом? Невероятно. А вероятно, то есть, совершенно очевидно – он действовал не самостоятельно, а согласовав с начальством, наверное, с кронпринцем, с Андроповым. Других объяснений я не вижу. Выходит, что все происходящее планировалось – по крайней мере в общих чертах – Андроповым. Знаете, Юрий Маркович, я спросил Абуладзе: «На что же Шеварднадзе рассчитывал, прикрывая работу над „Покаянием“?»

– Ну и что он ответил?

– Буквально его слова: «Он очень мудрый человек и смотрел вперед». Да, ну вот, в 83-м году начался подготовительный период, потом съемки – 5 месяцев, – монтаж. 27 декабря 1984 года фильм был официально сдан. То есть, снимали при Андропове, но не успели и вляпались в черненковское время. Фильм положили на полку. Ну, а дальше – все ясно. Когда он новой команде понадобился, его с полки сняли и выпустили.

– Д-да… Интересная история.

– Кажется, настал момент для последнего вопроса, так, Юрий Маркович? Такой вопрос: зачем вам перестройка? Вам лично?

– Мне лично? Я вам скажу. Я не добился за свои 67 лет равнодушия к людям, к народу своему, к стране, ко всему тому, что там происходит. Иначе бы, наверное, я просто не жил бы там. Я бы хотел, чтобы все там стали жить, как нормальные люди. Так, как жили, жить дальше нельзя – так скучно, так бедно, так голодно, так недостойно, так несвободно. Это – не лично мне, но и мне…

1988 год

1Речь идет о проекте новой кольцевой дороги, которая должна была пройти через Лефортово. Проект встретил сильнейшее противодействие общественности.

2Юрий Нагибин, выступая перед эмигрантской аудиторией в Сан-Франциско, сетовал, что поэт и критик Станислав Куняев, сочинитель, в частности, антисемитских статей, оказался в списке награжденных Государственной премией.

3Выступление Тенгиза Абуладзе в университете Беркли (Калифорния) состоялось 9 сентября 1987 г.

«Европа, Европа» начинается с процедуры обрезания. Обрезание показано подробно, крупным планом, c детским плачем и кровью. Таким образом Агнешка Холланд представляет нам героя своей картины, Соломона Переля, мемуарная книга которого положена в основу фильма и одновременно заводит пружину, которая будет раскручиваться 110 минут экранного времени. Ибо сюжетное напряжение возникает не оттого, что Солли, Соломон Перель, – еврей, а оттого что он на восьмой от рождения день был лишен кусочка крайней плоти.

В следующий раз мы встречаемся с Солли через тринадцать лет, то есть, по еврейским законам, накануне его совершеннолетия. Отсюда начинаются экранные приключения героя.

Солли, рослый смазливый подросток, притягивает внимание женщин (и даже, случается, мужчин), чувствующих, вероятно, его всепоглощающий, жадный к ним интерес. Режиссеру замечательно удается это напряжение, эта атмосфера с явственным запахом желез внутренней секреции, возникающая всякий раз, когда Солли сталкивается на сюжетном пути с очередным существом женского пола. Я не для эпатажа выбираю такие слова. Я стараюсь точнее обозначить происходящее на экране: в каждом конкретном случае зрителю ясно, чем именно интересуется наш подросток, тем более, что никакие другие струны в душе юного героя вовсе не задеты.