Нил Гейман - Вид с дешевых мест (сборник)

(Здесь необходимо вставить панель без слов. Редактор глядит на нас. Он явно не в настроении, но всласть напроповедовавшись, наплевавшись кипятком и наворчавшись на протяжении нескольких страниц, почему-то и близко не такой злой, как можно было бы ожидать.)

Но, теперь, с учетом всего вышесказанного…

Сила комиксов, проще говоря, вот в чем: комиксы – это демократия, самая ровная и равная из всех игровых площадок.

Одним из моих любимых комиксов 2009 года (который не включен в это издание по причине абсолютной избыточности и нежелания до бесконечности воспроизводить самого себя) стало предисловие Линды Барри к предпоследнему тому этой серии. Оно вплотную подошло к тому, что комиксы такое и что они так хорошо умеют. И к тому же раскрыло самую главную тайну комиксов – что делать их может абсолютно любой.

Вам просто нужно то, чем рисовать и на чем рисовать. Ручка, пара листов бумаги. Компьютерная программа. Вам даже ничего не надо знать. Надо просто делать, создавать их. А потом отсылать на свободу, в мир.

Комиксы могут быть решительно о чем угодно: рассказ об урагане «Катрина» и его последствиях; панк-рок приключения в маленьком городишке; воображаемая история любви и жизни архитектора-неудачника, который пытается сбежать от самого себя; спор двух роботов про гномов; пересказ первой книги Библии. Все это комиксы – крошечные квадратики из цветного стекла в мозаичной картине того, что случилось в нашей отрасли за год; чудесные и важные элементы, составляющий наше средство коммуникации, столь часто по ошибке принимаемое за жанр.

И если эта книга хоть одного человека побудит поглубже закопаться в мир комиксов, если хоть один тинейджер возьмет ее в библиотеке и поймет, что вот он, способ что-то вытащить из своей головы и вложить в чужую, и примется рисовать собственные комиксы, значит цель ее достигнута.

Страница 4, панель 4

Еще одна панель без слов. Редактор, кажется, чему-то необычайно обрадовался. Его волосы тоже, кажется, чему-то обрадовались и теперь торчат дыбом, как будто он их все время ерошил, пока говорил – наверное, это способствует коммуникации. Вообще-то так оно и есть.

Диалога нет.

Страница 4, панель 5

Предпоследняя панель. Редактору в голову только что пришла идея. Время уходит. Он поднимает палец и выдвигает предложение.

РЕДАКТОР: А знаете что? Давайте представим, что настоящее название книги – «Антология: некоторые реально хорошие комиксы, включая и фрагменты из более длинных историй, которые, по-нашему мнению, способы работать самостоятельно», а? И тогда можете спокойно игнорировать все, что я до сих пор сказал.

Страница 4, панель 6

Последняя панель. Отступаем немного назад. На небе появляются звезды. Мы все еще смотрим на редактора. Он скинул груз со своих плеч и теперь явно испытывает облегчение и довольство собой. Он даже вроде как улыбается, хотя и немного нервно, и сует руки глубоко в карманы. И как настоящий англичанин он позволяет себе наивысшую похвалу книге, которую только что представил читателю.

РЕДАКТОР: Вообще-то она, пожалуй, даже неплоха.

Это было мое предисловие к «Лучшим американским комиксам 2010 года».

Мы собрались здесь все вместе, чтобы я мог рассказать вам – и себе заодно – кое-что об Эдгаре Аллане По, «Эдгаре, поэте до последнего „т“», как он однажды сам себя охарактеризовал, и о его странных стихах и рассказах, собранных под этой обложкой.

Впервые я познакомился с По в антологии под названием «Пятьдесят историй для мальчиков». Мне было одиннадцать, а рассказ назывался «Лягушонок» – выдающая сказка об ужасной мести, как-то не слишком последовательно втиснутая между историями о приключениях мальчишек на необитаемых островах или о тайных планах, спрятанных в выдолбленных овощах. Короля и семерых его придворных, высмоленных и закованных в цепи, вздергивали к потолку, шут по прозванию Лягушонок, карабкался по цепи вверх с горящим факелом… а я изумлялся и восхищался уместностью его чудовищного возмездия. Не припомню, чтобы в «Пятидесяти историях для мальчиков» встречались еще какие-то убийства – во всяком случае, ни одного столь же красочного и четко исполненного. И такой жуткой и оправданной жестокости тоже больше не было.