Андрей Фурсов - Мировая борьба. Англосаксы против планеты

В «Программе…» говорилось о том, что у ЧССР – свой путь к социализму, что его строительство невозможно без открытого обмена мнениями и демократизации всей общественно-политической системы; в таких условиях партия не может навязывать свою власть, выступает не как руководящая сила, а просто служит делу свободного, прогрессивного социалистического развития.

Программа высказалась в поддержку деятельности различных общественно-политических клубов, возникших в Чехословакии – «Клуба 231» (среди 40 тыс. его членов было много не просто некоммунистов, но антикоммунистов, по мнению которых «хороший коммунист – мёртвый коммунист»), «Клуб задействованных не-членов партии» (Klub Angazovanych Nestraniku); началась реорганизация социал-демократической партии, т. е. на повестку дня был поставлен вопрос о реальной многопартийности. Всё активнее раздавались голоса об усилении контактов с Западом, о выходе из зоны советского влияния; многое, связанное с СССР (а также с коммунистическим строем и русскими), стало подвергаться дискредитации, шельмоваться: на тех, кто готов был к реформам только в рамках социализма и не мыслил ЧССР вне ОВД, навешивали ярлыки «консерваторов», «реакционеров» и даже «сталинистов»; центристское руководство это не пресекало, а «прогрессисты», напротив, поддерживали.

Уже в мае многие на Западе начали проводить параллели между «Пражской весной» и венгерскими событиями. Однако на самом деле между ними – существенное различие. Как заметил Р. Винен, автор солидной работы по истории Европы в ХХ в., если венгерское восстание увенчало пятнадцатилетний период фашизма, а затем сталинизма в истории страны, то «Пражская весна» была логическим результатом шести лет постепенных изменений в стране с традиционно негативным отношением к насилию. И действительно, как заметил тогдашний генсек НАТО Йозеф Лунс, «Czech people is a good people but it is not a fighting people» («Чехи – хороший народ, но не боевой»). «Пражская весна» опиралась не на религию и национализм, а на демократические традиции. Наконец, в отличие от венгерских лидеров, выпустивших события из-под контроля сразу и в самом начале, чехословацкое руководство утрачивало контроль постепенно и к тому же не делало резких движений. Впрочем, ситуация развивалась сама по себе.

С середины июня «Правда» начала критиковать отдельных членов КПЧ как ревизионистов. 27 июня критикуемые словно наносят ответный удар. В журнале «Literarny Listy» публикуется документ под названием «2000 слов», в котором содержится призыв к массам поддержать «прогрессистов» в борьбе с «консерваторами» и «сталинистами». Дубчек и премьер-министр Черник охарактеризовали «2000 слов» как несвоевременный документ, полный преувеличений, но признали, что авторами движут положительные намерения – излюбленная тактика «центристов»: «нашим – вашим, давай спляшем», мы всё это проходили во времена горбачёвщины.

Совсем иначе оценивало появление «2000 слов» советское руководство. Статья в «Правде» от 11 июля охарактеризовала документ как попытку дискредитировать КПЧ под маской разговоров о демократизации. Силы, стоявшие за манифестом «2000 слов», квалифицировались как контрреволюционные и ещё более предательские и опасные, чем те, что организовали антикоммунистическое восстание в Венгрии в 1956 г. Это была очевидная «чёрная метка» чехословацкому руководству.

14 июля в Варшаве состоялась чрезвычайная встреча руководства стран ОВД, к удивлению многих – без представителей ЧССР. Позднее бежавший на Запад переводчик В. Гомулки расскажет, что чехословацкие руководители просто отказались приехать в Варшаву. В то же время Й. Тито и Н. Чаушеску выступили в поддержку КПЧ, подчеркнув: всё, что происходит в ЧССР – внутреннее дело этой страны.

19 июля «Правда» объявила об обнаружении в Чехословакии американского оружия, переправленного из ФРГ. Проинтерпретировав это как ещё одно доказательство «коварных планов американского империализма и западногерманского реваншизма». «Правда» констатировала, что ЧССР недостаточно защищена от Запада. Это была ещё одна «чёрная метка» двойного назначения – чехословакам и Западу. Некоторые даже полагают, что именно 19 июля было принято решение о вводе войск. Едва ли. Советское руководство, как отметил в своих мемуарах Маркус Вольф, начальник разведки ГДР, «буквально до последнего часа не решалось отдать приказ о выступлении». Что касается июля, то речь скорее всего должна идти об уточнении деталей плана, который разрабатывался с апреля на всякий пожарный случай.