Йенс Андерсен - Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

«Если хочешь написать поразительную книгу для детей о том, как трудно и невозможно быть человеком в нашем мире, ты имеешь на это право. Хочешь написать о расизме и классовой борьбе – твое право. Хочешь стишок написать о цветущем острове среди шхер – и это твое право, и ты вовсе не обязан ломать голову над тем, какое там слово рифмуется со сточными водами и утечкой нефти. Короче говоря – свобода! Ибо в отсутствие свободы вянет цветок поэзии, где бы он ни рос».

Предпосылки философии Астрид Линдгрен – в том числе касательно мира искусства – лежали в культурно-радикальных течениях межвоенной эпохи, в частности в тех направлениях педагогики и детской психологии, которые использовали понятие «целостная личность». Тот же подход, по ее мнению, был необходим и в литературе для детей. Не оберегать и поучать, а бросать вызов и тем самым приобщать детей и подростков к общечеловеческому. Особенно четко Линдгрен выражает свою позицию в интервью «Дагенс нюхетер» 8 сентября 1959-го, настаивая: детские писатели имеют принципиальное право писать о чем угодно – о табуированном и вытесняемом тоже:

«Если это сделано качественно с художественной точки зрения, можно всерьез рассказать и о смерти, и придется уж детям с этим смириться. Любовь и смерть – самое значительное в жизни человека, это интересно людям любого возраста. Не следует запугивать детей, но они, как и взрослые, нуждаются в искусстве. Необходимо встряхнуть душу, которая спит, всем нужно иногда поплакать или испугаться».

Выступая в газетах и журналах, твердя об исключительности ребенка и о детской литературе как особом виде искусства, Астрид Линдгрен повлияла на развитие чувства собственного достоинства шведских детских писателей, которые и до, и после войны боролись за приемлемые гонорары и право участия в писательских объединениях.

Не все, что выходило из-под пера Линдгрен-писательницы, было гениальным – случалось ей и выполнять работу на заказ, которая превращалась для нее в кошмар. Таким кошмаром в 1961 г. стал фильм «Нина, Нора, Налле». Этот телесериал о трех бравых скандинавских стюардессах на одном самолете компании SAS потерпел полное фиаско, и сама Линдгрен называла его глупостью. (Фотография: Анна Ривкин / Музей современного искусства)

В этой связи нельзя не упомянуть рецензию Улле Хольмберга на «Мио, мой Мио!», написанную для «Дагенс нюхетер» в 1954 году. Опубликовав эту рецензию, он возвел детскую книгу на литературный Парнас. Еще ни разу в Швеции профессор литературы не обходился с детской книгой как с полноценным художественным произведением. На самом деле Линдгрен сама, заблаговременно, еще до выхода книги, потянула за нужную ниточку в переписке и беседах с критиком. История вкратце такова. После званого ужина на Далагатан, данного Астрид для супругов Хольмберг в сентябре 1954 года, она сподвигла профессора литературы из Лунда перехватить книгу у ведущего критика «Дагенс нюхетер» Евы фон Цвайберг. Из письма Астрид Улле и Май Хольмберг от 16 сентября 1954 года следует, что он уже читал первую корректуру «Мио, мой Мио!» и за ужином на Далагатан похвалил сказку. На что, конечно, и надеялась писательница, в свое время посылая ему корректуру:

«Я как девчонка радуюсь тому, что Улле хорошо отозвался о Мио, никаким ливням не погасить мою радость… возможно, по телефону я не выразилась достаточно ясно. Мне в миллион раз больше хочется получить рецензию от Улле, чем от Е. Ф. Ц. (Евы фон Цвайберг. – Ред .), но она, возможно, рассердится и воспротивится».

В последующее десятилетие, в продолжение этой важной для развития культуры рецензии, Улле Хольмберг работал над тем, чтобы ввести Астрид Линдгрен в шведское литературное общество «Самфюнде Де Нио» («Общество девяти») – литературную академию, основанную в Стокгольме в 1913 году, цель которой изначально состояла в продвижении художественной литературы, содействии борьбе за мир и решению женского вопроса. Члены общества избирались пожизненно, четыре кресла в нем всегда занимали женщины, еще четыре – мужчины. В 1963 году, пока Хольмберг был председателем «Де Нио», Астрид Линдгрен избрали членом общества, что имело огромное символическое значение для детской и юношеской литературы Швеции. Далеко не всякого принимали в эту организацию с гендерными квотами, где когда-то заседали Эллен Кей и Сельма Лагерлёф. Кое-кого из восьми членов общества Астрид прекрасно знала. Помимо Хольмберга (кресло номер 1), в него входила адвокат Ева Анден (кресло номер 2) – та самая, что в 1926 году помогла юной Астрид Эриксон уехать в Копенгаген, – а в кресле номер 9 восседал профессор Йон Ландквист, который в 1946 году пытался критикой изничтожить «халтуру» – «Пеппи Длинныйчулок». Пользуясь своей известностью и положением в шведской культурной жизни, издательский редактор Линдгрен не пренебрегала ни единой возможностью, ни единой площадкой, чтобы высказаться в защиту детской книги и напомнить о значении чтения для демократий будущего и в Скандинавских странах, и за их пределами. Она обращалась не только к литературной академии, но и напрямую к родителям, учителям, тем, от кого зависело общественное мнение, к тем, кто принимал политические решения, и задавала дискуссионный вопрос: «Нужны ли детские книги?»