Йенс Андерсен - Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

«Но дети не могут жить одни-одинешеньки, кто-то ведь должен заботиться о них» [45]. Так начинается «Южный Луг». Книга, подводящая итоги ушедшего десятилетия в жизни Астрид Линдгрен – десятилетия с его скорбями, страхом остаться одной и отвращением к растущей нагрузке на работе, которую она, писатель и редактор, взвалила на себя сама. Астрид не сразу пришла в себя после утраты Стуре, а радость от общения с внуком Матсом внезапно омрачилась разводом Лассе и Ингер. Как и многие дети, о которых писала его бабушка, мальчик оказался между двух огней, ему казалось, что у него вообще нет родителей. Так, во всяком случае, это понимала Астрид, и на Рождество 1957 года она записала в дневнике: «Никакое горе не переживаешь так сильно, как то, что затронуло детей». И потому Матс в конце 1950-х много времени проводил с бабушкой. Астрид брала его к себе при любой возможности, и на Далагатан, и на Фурусунд, и на виллу «Лонгберс» – пансионат в Тельберге на озере Сильян, где стала проводить свой ежегодный зимний отпуск и куда охотно приглашала близких. Так было и в марте 1959 года, когда они с уже восьмилетним мальчиком отправились в Тельберг одни, и бабушка, конечно же, взяла с собой карандаши и стенографические блокноты, поскольку по утрам писала новую книгу. Пока она стенографировала, лежа в постели, Матс с другими детьми из пансионата резвился в снегу на холмах, откуда открывался вид на Сильян и на кучку домов на берегу озера под названием Суннанэнг – Южный Луг.

В сказках «Южного Луга» тема детского одиночества доведена до крайности. Все дети в этих четырех историях либо сироты, либо больны, чрезвычайно уязвимы или изолированы. Они носят такие обычные шведские имена – Матиас, Анна, Малин, Стина, Мария и Нильс, но все они – из другой эпохи, своего рода предки одиноких детей Швеции 1950-х. В том числе мальчишек и девчонок, которых Астрид Линдгрен изобразила в более ранних книгах: Бертиль, Йоран, Бритты-Кайсы и Барбру из «Крошки Нильса Карлсона», Кайсы, Евы и Мэрит из «Бойкой Кайсы», Буссе из «Мио, мой Мио!», Малыша и Карлсона из «Малыша и Карлсона, который живет на крыше» и не в последнюю очередь Расмуса из «Расмуса-бродяги». Все эти дети похожи и узнаваемы, но с одним существенным различием: материальное благополучие детей из «Южного Луга» равно нулю. Все они обездолены, но сохранили величайшее человеческое богатство: способность с помощью фантазии подняться над бессмысленностью и злобой этого мира в рай согласия и радости. Как маленькая Малин, что, потеряв родителей и очутившись в доме призрения среди других отверженных, сохраняет искру надежды, которой никому не отнять у человека с воображением:

«Главное – верить и стремиться, и все получится!»

По утрам в квартире на Далагатан царили мир и покой; писательница стенографировала свою новую книгу, лежа в постели, пока не приходила домработница, не звонил телефон и через щель во входной двери не начинала сыпаться сегодняшняя почта. А около трех в дверь дома номер 28 на Тегнергатан заходила уже редактор издательства – она быстро взбегала по лестнице, и начинался сущий ад. Дневная программа Линдгрен обычно не имела конца и края, довольно часто заявлялись журналисты и фотографы. Так, весной 1953 года в кабинете Астрид Линдгрен появился журналист из «Веко-шурнален»:

«Перед нами настоящий стол редактора-женщины: его ножки едва не подламываются под штабелями рукописей детских книг, проектов детских книг, готовых детских книг. А посреди всего этого беспорядка – видавшая виды фарфоровая кружка и деревянная шведская лошадка, знававшая лучшие времена. „Я обычно сижу тут с часу до пяти, но сегодня мне нужно в четыре уйти на радио, на запись… – (Где-то среди бумажных кип приглушенно звонит телефон.) – Нет, спасибо, я не стану рекламировать крем, реклама получится неважная… не с моей кожей, уверяю вас… – (Кладет трубку.) – А после радио надо забежать в Театр Оскара на „Новые приключения сыщика Калле Блюмквиста“».

Как редактору и главе отдела детской и юношеской литературы издательства «Рабен и Шёгрен» в 1946–1970 годах Астрид Линдгрен приходилось читать рукописи шведских писателей (уже закаленных в боях или еще только подающих надежды) и зарубежные издания на предмет возможной покупки прав, перевода, иллюстрирования и, естественно, создания привлекательной обложки. Все это, однако, не означало, что она читала или вела телефонные переговоры в кабинете за закрытыми дверями, – напротив, каждый день Линдгрен общалась с массой людей в издательстве и за его пределами: писателями, редакторами, консультантами, переводчиками, иллюстраторами, корректорами, типографскими работниками и книготорговцами.