Стокгольм, 1933 г., счастливая семья. В письме к шурину Гуннару перед его свадьбой с Гуллан в 1931 г. Стуре замечает: «Испытываю неукротимую потребность сказать тебе, что брак – чудесный дар, который природа изливает на двух людей, созданных друг для друга, – и не только во время медового месяца». (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)
Некоторые проницательные и наделенные воображением читатели рождественской истории в приложении к «Стокгольм тиднинген» за 1933 год, возможно, сочли, что футуристический Рождественский Дед символизирует новую шведскую власть, партию, которая год назад, благодаря обещаниям перераспределить общественные блага и предоставить гражданам равные права и возможности, образовала правительство. Неужели анонимный автор веселой рождественской сказки и правда нарядил в большую бороду и наушники премьер-министра социал-демократов Пера Альбина Хансона? Пожалуй, это чересчур вольное толкование литературного дебюта Астрид Линдгрен, пришедшегося на 17 декабря 1933 года, хотя старый добрый Санта-Клаус в ее исполнении весьма «продвинут», а то, что Рождественский Дед может следить за каждым гражданином с малых лет и выступать в роли стража нравственности, заставляет задуматься:
«Поскольку Калле уже давно плохо себя ведет, он не получит рождественских подарков».
Морализаторство
В творчестве Астрид Линдгрен совершенно отсутствовало то, что она сама называла морализаторством и историями для воскресной школы. Но первые пару лет автору рассказов для «Ландсбюгденс юль», по-видимому, было трудно освободиться от старомодного нравоучительного тона, от фигуры ментора-повествователя: она с этим выросла, в ее смоландском детстве такие сказители водились и на хуторе, и среди родни. Дома, в квартире на Вулканусгатан, рассказывая истории Лассе и Карин, она редко прибегала к проповедям. А начать рассказывать историю могла когда угодно и где угодно, вспоминает Карин Нюман:
«Мама никогда специально не садилась рассказывать. История всегда из чего-то рождалась. Единственное исключение – перед сном, когда она должна была развлекать Лассе или меня чтением или рассказами. Она или сама что-то придумывала, или пересказывала, что знала».
В семье Линдгрен не было недостатка в ниссе и троллях – волшебных существах, приходивших из смоландских тайников памяти Астрид, из скандинавских народных сказок, из книжек с картинками Эльзы Бесков и Йона Бауэра, стоящих на полках, к которым прилежно обращались дети, Астрид и Стуре в 1930-е годы. По словам Карин Нюман, ее отец однажды отправился за новым костюмом, а вернулся с иллюстрированным датским двухтомником сказок Андерсена, который они читали и перечитывали. Андерсен всю жизнь простоял на полках Астрид Линдгрен рядом с другими любимыми в семье классиками:
«Конечно же, мы читали иллюстрированные книжки Эльзы Бесков, наверняка прочитали все, а прежде всего Андерсена – мама читала и пересказывала нам его сказки, особенно „Маленького Клауса и Большого Клауса“, но я лучше всего помню „Огниво“. И конечно, у нас были „Винни-Пух“, „Доктор Дулиттл“, „Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями“, Марк Твен, шведские народные сказки, „Тысяча и одна ночь“, сатирические сказки Факира Фальстафа, и журнал „Среди ниссе и троллей“ мы получали регулярно. Рассказы Астрид всегда возникали экспромтом, под влиянием момента. Если она и преследовала какую-то дидактическую цель, это прошло мимо меня».
Устные рассказы Астрид никогда не были поучениями, а ее идеалы воспитания – застывшими формулами. Педагогику Линдгрен нельзя назвать ни старомодной, ни современной, утверждает Карин Нюман; она – продукт здравого смысла, с которым воспитывали саму Астрид и двух ее сестер и брата в Нэсе:
«Воспитание мое наверняка было самым обычным. Папа совершенно в это дело не вмешивался, я ведь была „послушной девочкой“, а если меня надо было поругать, этим занималась Астрид. Скорее всего, ее идеал воспитания в то время соответствовал родительской модели: абсолютный авторитет старших, но без ненужного вмешательства в жизнь ребенка и без муштры. От меня требовалось делать книксен перед взрослыми, молиться по вечерам и, по сути дела, беспрекословно слушаться родителей. Но при этом меня так неумеренно хвалили, что в пять лет я сама научилась писать и сочиняла маленькие истории и прочее в этом роде».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу