Парк Победы — это сказочный уголок Южного Подмосковья. Зона отдыха в реликтовом сосновом бору с чистейшими озером-карьером, чистейшей Протвой, а в трех километрах поленовские места красавицы Оки. Рыночная цена квадратного метра элитного жилья здесь не уступит цене такового в центре Москвы. Лесорубы знают, что "административный барьер", как назвал министр Виктор Христенко прибыль чиновников, крадущих по России разницу меж ценой застройки жилья и ее продажи, — принесет сотни долларов навара с каждого кв. метра.
Когда 5 февраля я вел фотосъемку лесоповала в Парке Победы, учетчица, считавшая загруженные в КамАзы деревья, просила ее не фотографировать. Стеснялась. Просила снять, как на деревообрабатывающих комбинатах Протвино пилят сто-двухсотлетние деревья в три обхвата. Ценный лес более десятка лет валили на лесных массивах в две тысячи гектаров. Продажа лесоматериалов шла даже в Канаду.
А к 60-летию юбилея Победы в Великой Отечественной войне — под топор алчного временщика пошел Парк Победы!
УПЛЫВШАЯ АКУЛА
Алексей Цветков
Алексей Цветков
УПЛЫВШАЯ АКУЛА
Вокруг пули мистера Томпсона непременно поскачут намеки: с чего бы ему стрелять в себя? Но если считать, что любое самоубийство — это убийство, совершенное обществом, детективные подробности происшествия волнуют меньше.
При жизни его канонизировали как адвоката всех алкоголиков-интеллектуалов, не знающих, в какой день выборы, но всегда готовых ехать неизвестно куда и с кем навстречу новой американской революции. "Только сильно изменив сознание, можно хорошо себя чувствовать в США и окрестностях", — говорил "доктор Гонзо" без полагающейся в таких случаях улыбки. "Последний бой в городе толстяков", "Добро пожаловать в тюрьму" и "Гордая автострада" не переведены. "Акулу Ханта" у нас узнали в 90-х главным образом по фильму Гильяма "Страх и отвращение в Лас-Вегасе". Позже вышли по-русски "Ангелы Ада" и "Ромовый дневник", страницы которого — это запах пота и непрерывный пуэрториканский угар: Латинская Америка несколько лет была для Хантера Томпсона тем лакмусом, где прямо проступают все конфликты Северной Америки. Алкоголь делал его трезвым, а наркотики — понятливым и упрямым. На закате жизни он стрелял из ружья через дверь своего высокогорного дома, если в неё стучали незваные поклонники из недобесившихся хиппи. Как и большинство выживших голосов отложенной революции, он жил уединенно и сторонился медиазавров, жадных до легенд.
В середине 60-х "акула Хант" мчался через всю Америку с племенами байкеров — тогдашних главных "врагов общества". Став надеждой журнала "Роллинг Стоун", писал о битнических коммунах, антивоенных съездах, готических сектах и индейцах, не желающих цивилизации. "Идет война, и всё, что я вношу в жизнь, выражается одним словом: конфронтация!" — говорил репортер, пряча в сапоге большой охотничий нож.
Между тем, общественный договор между поколениями был расторгнут. Наркоз американской мечты перестал действовать. Объявленный в розыск, Тимоти Лири, прячась в Африке вместе с вооруженными лидерами "Черных пантер", призывал американцев начать восстание, стреляя во всех полицейских без разбору. Эбби Хофман со товарищи окружил Пентагон, обещая "поднять его в воздух". Уайзермены с обрезками труб в руках громили призывные пункты, а духовные дети Чарли Мэнсона разделывали ножами тела голливудских кинозвезд. Томпсон избежал обеих крайностей той ситуации — истеричного оккультизма, с одной стороны, и не менее истеричной левизны, с другой. Если Лири воплощал кислотную отстраненность самозваного инопланетянина, Гинзберг — поэтическую неряшливость, а Кизи — единение с природой, Хантер С. Томпсон остался наблюдательным и страстным джентльменом, умевшим возжечь толпу, но не пожелавшим ничего возжигать, выбравшим "быть один, как Адам". Главное достоинство его стиля — сочетание иронии с увлеченностью, насмешки с пафосом. Люди, стремившиеся изменить внутреннюю и внешнюю реальность до неузнаваемости, вызывали у него улыбку. Все остальные его вообще не интересовали. Власть вечно внушает людям, что им есть, что терять. Хантер Томпсон всю жизнь доказывал им строго обратное. У животных есть только жизнь, потому что у них нет Утопии. Утопизм "доктор Гонзо" считал главной отличительной человеческой чертой, мотором нашей истории, и больше всего интересовался, как эксцентрично разные люди пытаются превратить свои утопии в жизненный метод. Чаще всего основателя "гонзожурналистики" сравнивали с Труманом Капоте, Норманном Мейлером и Томом Вульфом, хотя сам он предпочитал Джека Лондона, Хемингуэя и Генри Миллера. Сначала параллельная, а потом и вполне буржуазная пресса постепенно освоили и расхватали все его "приемы", лишив их главного — нагловатого голоса "outlaw" -— мужчины, показывающего зубы. Нам осталось от Хантера Томпсона горьковатое счастье самостоятельного человека, так и не признавшего мир, в котором нет ничего распространеннее контроля и зависимости.
