Виталий Бугров: И выдумали самих себя!

"...ИСТИННОЕ ЕЛИСЕЙСКОЕ БЛАЖЕНСТВО!"

Перед нами промелькнули далеко не все "лжеиностранцы" нашей фантастики двадцатых годов.

За пределами этих сжатых заметок остался, к примеру, "Жорж Деларм", чей роман-памфлет "Дважды два - пять" (в переводе "с 700-го французского издания"!) выпустило в 1925 году ленинградское издательство "Новый век". Роман этот был снабжен сочувственным предисловием Юрия Слезкина, известного прозаика тех лет, книги которого небезынтересны и сегодня. (Такова, к примеру, его "Девушка с гор", где в лице одного из главных героев выведен молодой Михаил Булгаков.) На обложке второго издания романа - оно вышло в Госиздате в том же 1925 году под названием "Кто смеется последним" Деларм, этот "претендент на Гонкуровскую премию", разоблачен более чем откровенно. Обложку пересекает красная размашистая надпись: "Подлог Ю. Слезкина..." Здесь было бы уместно, очевидно, вспомнить о неумышленном превращении в "иностранца", приключившемся в 1928 году с Александром Романовичем Беляевым: его рассказ "Сезам, откройся!!!", подписанный псевдонимом "А. Ром", был из "Всемирного следопыта" перепечатан другим популярным нашим журналом - ленинградским "Вокруг света" - уже как истинно переводной. При этом "А. Ром" превратился в "А. Роме", соответственно изменилось и название рассказа: "Электрический слуга". И в годовом оглавлении рассказ, естественно, попал в раздел "Повести и рассказы иностранных авторов"...

Похоже, к лжеиностранцам же придется отнести и А. Наги: очень тенденциозный роман "Концессия на крыше мира" вышел под этой фамилией в 1927 году в харьковском издательстве "Пролетарий".

Другое харьковское издательство, "Космос", в том же 1927 году обнародовало - в переводе с... "американского" - беспардонно авантюрный "коллективный роман" двадцати писателей "Зеленые яблоки". Имена авторов были "честно" проставлены на обложке: Д. Лондон, М. Твен," Р. Стивенсон, С. Цвейг, Г. Уэллс, Э. Уоллес и другие (живые и мертвые!) американцы и... "американцы".

В роли переводчика с несуществующего языка выступал на этот раз малоизвестный ныне приключенец двадцатых годов Николай Борисов.

Наконец, к этой же группе тяготеет и роман Льва Рубуса "Запах лимона", выпущенный в 1928 году тем же "Космосом".

О том, как "Лев Рубус" и его книга появились на свет, рассказал недавно Лев... Успенский. Рассказал очень непринужденно и увлекательно, настолько увлекательно, что на "Льве Рубусе" прямотаки невозможно не остановиться несколько подробнее.

Лев Александрович Рубинов (ну-ка, ну-ка: Лев Рубинов+Лев Успенский...=Лев Рубус?!) - бывалый человек, успевший побывать и следователем ЧК, и прокурором, и популярным в Петрограде адвокатом - членом коллегии защитников, позвонил осенью 1925 года своему другу с семнадцатого двадцатипятилетнему студенту Льву Успенскому.

"- Лева? - как всегда, не без некоторой иронической таинственности спросил он. - У тебя нет намерения разбогатеть? Есть вполне деловое предложение. Давай напишем детективный роман...

Двадцать пять лет... Море по колено! Роман так роман, поэма так поэма, какая разница?

- Давай, - сказал я..." И работа закипела...

Роман был сделан на советском материале, и сделан был по нехитрому, откровенно примитивному рецепту: очень благородные "красные" и совершенно Законченные негодяи "белые". (Нам легко теперь восклицать: да ведь это же он, этот примитивный рецепт, и высмеивался авторами!!) Сюжет "Запаха лимона" был запутан необычайно. Радиоактивный метеорит, обрушившийся на окрестности Баку. Банда демонически неуловимого "некоего Брегадзе", охотящегося за метеоритом. Бесчисленные убийства, погони, самые невероятные происшествия...

Л. Успенский с особенным удовольствием вспоминает игравшую в романе заметную роль бандитскую собаку.

"То была неслыханная собака: дог, зашитый в шкуру сенбернара, чтобы между этими двумя шкурами можно было переправлять за границу драгоценные камни и шифрованные донесения мерзавцев. При этом работали мы с такой яростью, что в одной из глав романа шерсть на спине этого пса дыбом встала от злости - шерсть на чужой шкуре!" И вот настал день, когда авторы увидели свое детище, сознательно не останавливаюсь на всех перипетиях, предшествовавших торжественному моменту...

Перипетии тоже были очень своеобразными; заинтересовавшихся отсылаю к "свидетелю": Л. Успенский, Записки старого петербуржца. Лениздат, 1970, стр. 331-346.) Детище выглядело более чем эффектно: "На обложке была изображена шахматная доска, усыпанная цифрами и линиями шифровки. Был рядом раскрытый чемоданчик, из которого дождем падали какие-то не то отвертки, не то отмычки. Была и растопыренная рука в черной перчатке. Два пальца этой руки были отрублены, и с них стекала по обложке красная кровь бандита..." Остается отметить, что неистовая эта пародия на книги "про шпионов" (массовое явление таких книг в вашей литературе пятидесятых годов отнюдь не было чем-то исключительно новым) писалась, как и следовало предполагать, с нескрываемым удовольствием.