Дарья Максимович - Соль земли. Люди, ради которых стоит узнать Россию. Второй сезон

– Сейчас много фильмов в России снимают о спортивных и военных победах из нашего прошлого. Это воспитание патриотизма, и это нужно. Но если не про войну и не про прошлое, о чем вы бы сами хотели снять фильм из нашего настоящего?

– Вы сейчас говорите про мой режиссерский портфель? Я так не могу сказать, мне надо понимать место действия, кто бы участвовал в этом. А абстрактное понимание… Я бы хотел снять фильм про добро. Про победу добра над злом. Вот про это.

36-летний Александр Востриков считает, что вряд ли его история уникальна. Но мы, честно сказать, не знаем других таких случаев в России, когда почти полностью парализованный человек стал бы крупным чиновником.

Колясочник Востриков на общественных началах добивался того, чтобы его родной Орел становился более комфортным для инвалидов. А 3 года назад ему предложили пост замруководителя департамента соцзащиты Орловской области.

– Расскажите о своей травме. Что с вами произошло?

– 2005 год, лето, я окончил 3-й курс Бауманки, и мы с друзьями поехали купаться на пруд в Подмосковье. День, как день, ничего такого не было сверхъестественного, никаких знаков. И дно в этом месте песчаное, ни коряг, ни камней – ничего. Я нырял «щучкой» с берега. Ударился головой. Сломал четвертый шейный позвонок. Друзья меня вытащили, я сознание не терял, вызвали «скорую». Вот так все и получилось. Не очень удачно. Или наоборот – удачно. Как посмотреть.

Александр Востриков

– Что было дальше? Как долго длилась реабилитация?

– Дальше был полный паралич и активная реабилитация в течение двух лет. Я был и в московском «Преодолении», и в крымском городе Саки, везде, где только можно. А потом пришло понимание, что радикально уже ничего не изменится. Вот чего достиг за эти два года, так все и останется. И надо что-то делать дальше. Не на пенсию же жить. Кисти, пальцы не работают, но в какой-то степени руками двигать я могу. В локтях руки сгибаются, но сам разогнуть их я уже не могу.

– А на клавиатуре сами печатаете?

Мы разговариваем по видеосвязи. Александр поворачивает камеру телефона так, что я вижу его правую кисть. Ребром ладони с полусогнутыми неподвижными пальцами он стучит по клавиатуре ноутбука.

– Ловко!

– Приспособился. Клавиатура с большим тачпадом, это вместо мышки. Вот так и шлепаю. Левая рука плюс-минус также работает. В любом случае рядом есть помощник, который, если надо, придет, поправит меня в кресле, поможет одеться, чаю нальет. Я езжу в электроколяске, но, если нужно бордюр преодолеть, по пандусу заехать, помощник рядом. На машине тоже он меня возит.

– А как сейчас выглядит ваша реабилитация, как вы себя поддерживаете?

– С этим как раз большие сложности. Реабилитация ушла даже не на второй, а на пятнадцатый какой-то план. Раз в год стараюсь ездить в «Преодоление», массажи делаю периодически. На этом, к сожалению, все и заканчивается. Возможно, надо пересмотреть ритм жизни, свои приоритеты. Чуть позже. Пока так.

– Чего вам больше всего не хватает из прежней жизни?

– А мне всего хватает. Там было одно, тут другое. Если человек оптимист, то его в какие обстоятельства не окуни, он везде найдет плюсы и выгоды. Это как в компьютерной игре: первый уровень прошел, дальше второй – все то же самое, но чуть сложнее. Цели-то в жизни не поменялись. Надо было получать независимость, создавать семью.

У меня ведь осознания нет до сих пор. И, надеюсь, не будет. Потому что, если начать думать «вот, все плохо, раньше я бегал, а теперь не бегаю и, может, уже никогда не побегу», то легко впасть в полнейшее уныние. А на самом деле просто изменились пути достижения целей, просто независимость стала чуть дороже стоить. Подстраиваемся, двигаемся дальше. В рамках того, что имеем.

– Вам снятся сны, как вы бегаете?

– Только такие и снятся, с коляской не снятся вообще. Но я не очень люблю сны, они мешают отдыхать. Лучше так: провалился – проснулся.