Начали учиться на курсах. Преподаватели были высочайшего уровня. Знали язык в совершенстве (некоторые из них сколько-то лет жили в Германии), знали, пожалуй, все диалекты (а как они отличаются!). Ну, и требовали от нас много и жёстко. За один академический час нам доставалось так, что выходили на перерыв «обалдевшими», не могли прийти в себя сразу… Уроки давали, главным образом, в форме рассказа на избранную тему с поочередным, как правило, – неожиданным включением нового «автора», поэтому весь урок каждый находился в постоянном, ежесекундном напряжении. Но и результат достигался весьма ощутимый.
Здесь мы, наконец, получили свое первое, новое и полное обмундирование. Кормили хорошо – уже стало забываться голодное существование в лагере. Словом, почувствовали себя вполне обеспеченными студентами престижного столичного ВУЗа.
Однако напряжение жизни возрастало с каждым днём. При выходе с ул. Мархлевского на ул. Кирова на второй из них, если перейти через дорогу, были два очень привлекательных небольших магазинчика – оба угловых, через узенький переулок и улицу, оба с входом на улице Кирова. Дня через два-три после приезда в Москву и начала занятий, я зашёл в один из них (который ближе к пл. Дзержинского) и увидел там кое-какие вкусные вещи и фрукты. Решил купить мандаринов и, прочитав цены, пошёл в кассу. Но мне сказали, что нужны карточки… Покупка не состоялась.
Прошло еще несколько дней. И вот как-то утром, выходя как раз на то место ул. Мархлевского, где стоял дом на углу с ул. Кирова (напротив одного из магазинчиков, о которых только что шла речь), я с удивлением заметил, что большого дома в несколько этажей – нет! А на этом месте чистая площадка, на которой никаких явных следов разбомбленного дома уже нет. Так тщательно и быстро поработали ночью, чтобы не травмировать людей. Так было не только с этим домом. Да, воздушные налеты уже перестали быть редкостью.
Приближался октябрь. Мы продолжали заниматься, хотя знали и чувствовали, что обстановка под Москвой становится угрожающей. Понимали, что в любой момент могут направить для защиты подступов к Москве. И вот однажды, это было, кажется, 5—8 октября, нас построили во дворе. Весь личный состав курсов был распределён по взводам. Мы поняли, что теперь нам предстоит заняться «не языком, а делом…». В построенной колонне мы простояли очень долго, что-то часа три-четыре. Потом узнали, что в это время начальник нашего института генерал-майор Биязи 4 4 Николай Николаевич Биязи (1893, Тифлис – 1973, Ессентуки) – советский военачальник, спортсмен, писатель, генерал-лейтенант. Первый руководитель Института военных переводчиков, один из первых советских футбольных судей.
(оказывается, он был ещё председателем Федерации бокса СССР) решал в какой-то инстанции нашу судьбу. Наконец мы услышали команду о возвращении на место своей дислокации – в здание нашего института.
10-го октября нас подняли по тревоге и со всем нашим небогатым скарбом отправили в речной порт. Там нас погрузили на большую баржу с весьма вместительным трюмом и отправили куда-то по реке.
Через сколько-то часов пути, видимо, уже на рассвете следующего дня, мы поняли, что плывем «вниз по Волге-реке…». В трюме баржи на нарах у каждого было свое место. Плыли – не знаю куда… Сколько плыли – не помню. Но однажды, как раз напротив знаменитых Жигулевских гор, наша баржа причалила к берегу. Оказалось, что мы прибыли в город Ставрополь-на-Волге. Теперь этого города нет. На этом месте – Куйбышевское водохранилище, которое образовалось в связи со строительством Куйбышевской ГЭС, а город Ставрополь, говорят, перенесли на другое место.
Поселили нас в центре этого тихого городка в двухэтажном деревянном доме. И сразу начались занятия. Что нас сразу поразило? В этом городке совершенно не чувствовалось войны. Не было светомаскировки, действовал клуб, где почти ежедневно устраивали танцы, рядом с нами находилась открытая столовая с весьма приличным набором блюд. И, главное, какое-то общее спокойствие, тишина… Может быть, это только казалось нам, прибывшим из Москвы, где всё было по-другому. Может быть, нам недоступно было определить ситуацию в этом городе и настроение его обитателей, так сказать, изнутри. Мы ведь почти не общались с местными жителями.
А ведь положение на фронте, особенно под Москвой, становилось с каждым днём тревожнее. Что происходит на фронте, что с нашими родными? Эти бесконечные мысли не покидали каждого из нас. Связь с домом на долгое время была прервана из-за нашего переезда. И поэтому было особенно тяжело. Вот однажды по городу пронеслась такая новость: сюда приехали беженцы из городов Центральной России. Мы бегом помчались по улицам, нашли некоторых из них – бредущих с тяжёлым грузом домашних вещей, измученных, злых… Стали расспрашивать: «Откуда?» Одна женщина ответила мне: «Из Иванова!» – «Что там в городе, как живут люди, бомбят ли город немецкие самолеты?» И она отвечает: «Бомбят. Уже не раз налетали». – «А где, – спрашиваю, – падали бомбы?» – «Одна на Рабочем поселке, другая – у Сенного базара». Вот так известие! Уж цела ли наша Зелёная улица, живы ли мои родные? Вот что принесла мне эта неожиданная встреча с землячкой, после которой я долго не мог прийти в себя. А ведь оказалось, что она сказала неправду. Иваново не бомбили… Что заставило её соврать? Ведь сколько бед приносят такие люди!
Читать дальше