Гавриил Державин - Как управлять Россией. Записки секретаря императрицы

Седящей тебе днесь на престоле величества твоего, окружённой великолепием славы и сиянием твоих добродетелей, Сенат твой, великая самодержица, в лице всей Российской Империи и гласом всего твоего верноподданнаго народа приносит тебе всеусерднейшее поздравление с торжеством сим и всеподданнейше благодарит за мужество твоё во время брани и за милосердие твоё, миром оказанное; а равно и за прочия твои безчисленныя благодеяния в продолжение двадцатиосьмилетняго твоего преславнаго царствования, на нас излиянныя, как то: законодательство, благоустройство, правосудие, кротость, великодушие, милосердие, щедроты и многия другия в краткости сего времени неудобоизъясненныя добродетели и великия деяния, которыми, по признанию целаго света, не уступаешь ты самым лучшим государям и самым изящнейшим героям. При сем возносим мы к Подателю всех благ тёплыя моления наши, да ниспошлёт Он своею к тебе милостию, по превозможении и надменной Порты, также благопоспешный и полезный мир; да сохранит твоё безценное здравие и всего твоего пресветлейшаго Дома в безчисленные годы, к неувядаемой славе и вечному благоденствию твоих верноподданных. Но какое слово, какая жертва достойны будут твоих доброжелателей и удобны изъяснить наши чувствования? Мы давно тебя нарекли великою и премудрою отечества матерью: Россия восклицаниями и вселенная плеском давно соответствуют сему нашему признанию. Потомство готово начертать на скрижалях вечности сии безсмертныя и любезныя роду человеческому наименования. Ежели бы тебе угодно было, мы бы нарекли тебя и богоподобною. Но тебе ничто не благоприятно, кроме любви нашей к тебе. Зри же, радостных сердец владычица, в сем твоём Сенате разныя племена, разные языки Империи твоей совокуплёнными, целые полсвета в засвидетельствование тебе безмолвнаго своего и благоговейнейшаго повиновения, колена свои преклоняет пред тобою.

1790

Русско-шведская война 1788—1790-го завершилась Верельским мирным договором. Державин подготовил эту речь для обер-прокурора Ф.М. Колокольцева. Он должен был зачитать её в Сенате. В реальности Колокольцев зачитал речь, которую подготовил Пётр Завадовский.

По докладу моему 1-го апреля о злоупотреблениях по таможням ревельской и астраханской, о коих дела из тамошних уголовных палат поступили уже в пр. Сенат, ея императорское величество высочайше приказать соизволила, дабы казённые сборы и торговля не оставались долее в руках ненадёжных, сообщить высочайшую ея величества волю генерал-прокурору, чтоб те дела решить без очереди немедленно, и чтоб мне по тем и прочим по таможням и по торговле делам, в Сенат вступающим, яко по вверенной мне части, присутствовать, каковую высочайшую волю я тогда же ему, генералу-прокурору, и сообщил; на что от него, от 4-го числа апреля, получил письменное уведомление, чтоб я с ним по той сообщённой мною высочайшей воле изъяснился; вследствие чего и объявил он мне словесно, что ея и. величество изволила отменить реченное данное мне позволение, а чтоб только астраханское дело решено было без очереди. Но как в высочайших законах императора Петра I и собственных ея и. величества повелено: в указе 722 января 12 дня, во 2-м пункте: «Президентам коллегий входить в Сенат по делам: 1, когда какия нужныя ведомости получатся; 2-е когда какой указ в государстве публиковать надлежит; 3, когда суд бывает генеральный; 4, когда какое новое дело решения требует, и 5, когда императорское величество присутствует»; – в должности Сената 722 года апреля 27 дня, во 2 пункте: «Когда какое дело в коллегии решить не можно, то те дела президенту коллегии приносить в Сенат и объявлять генерал-прокурору и оныя решить в Сенате»; – в высочайшем учреждении о управлении губерний, в статье 91: «Государев наместник или ген. – губернатор, когда приедет в столицу, заседает в Сенате в общем собрании и в том департаменте, где ведомы дела его ведомства, и в оном бывает ходатаем по делам ввереннаго ему наместничества и имеет голос, так как и прочие заседающие в Сенате [1]»; – поелику же по означенным делам: астраханской таможни, из поступивших ко мне писем от советника Диланчеева и пакгаузнаго надзирателя Тарарина открываются новыя обстоятельства, которых, сколько я слышу, в поступившем в Сенат производстве нет: 1-е, что якобы тамошний губернатор, пособствуя тайно провозителям товаров, велел из пакгаузов усильным образом без осмотру взять безпошлинные и запрещённые товары и выпустить оные на корабле; 2, что взято было из таможни казённых денег 10.000 руб. и употреблено во взяток для закрытия означеннаго злоупотребления; по ревельской: князь Николай Васильевич [2] ко мне пишет, что и он примечает за тамошнею таможнею безпорядки; но за решением в пр. Сенате о тайном посредством сей таможни провозе российской монеты в чужия государства дела, остаются там казённые интересы и торговля в руках ненадёжных чиновников: то и не осмеливался я, по генеральному регламенту главе 16, 19 и 20, таковых известий скрыть, а обязанным себя нашёл доложить ея величеству и чтоб позволено мне было по тем делам и по прочим таможенным и вообще по коммерции присутствовать в Сенате, потому что ежели президенты и правящие должность генерал-губернаторов по своим делам имеют право присутствовать в оном, то, я будучи член Сената, наиболее к тому почитал себя в праве. Главнейший же повод того доклада моего ея величеству происходил из осторожности, что предместник мой граф Александр Романович Воронцов, сколько мне известно, по точной силе означенных законов формально в Сенате не присутствовал, а может быть по особой высочайшей воле, или по препоручению пр. Сената брал к себе приватным образом дела по его части, в его бытность в Сенате случавшияся, и делал по оным свои примечания; то я, не решась сам собою на таковое требование дел, принимал смелость доложить и просить высочайшаго ея величества соизволения на присутствие по делам моей части в Сенате, к чему бы мог я быть приглашённым в тот департамент, где они производиться будут. Поелику же, как выше явствует, что генрал-прокурор объявил мне на то воспрещение ея императорскаго величества, которому я с благоговением и повинуюсь; но осмеливаюсь, однако, теперь по недоразумению моему ещё испрашивать высочайшаго соизволения: как мне поступать ныне и впредь в подобных случаях? вносить ли дошедшия до меня по коммерческой части бумаги, требующия решения Сената, лично как президенту, в оный, присутствовать ли по оным, или оставаться в неизвестности, чтó по моей части происходит? В последнем случае, как то и удостоивая к местам таможенных служителей, не буду уже я иметь никакого средства ни защищать их невинности, ни настоять о строгом с них взыскании за какое-либо злоупотребление; словом, без сего права не могу уже назваться правящим должность коммерц-коллегии президента.