Рудольф Баландин - Полигоны смерти? Сделано в СССР

Вот и приходилось «на местах» изыскивать все дозволенные, а теперь уже и недозволенные средства для того, чтобы рапортовать об успешном осуществлении решений партии и правительства. «С 1966 года, – пишет С. Баймухаметов, – началась у нас в области тайная распашка приречных, приозерных, прилесных территорий… Мы спокойно смотрим, как после озер начали высыхать наши березовые колки, рощи березовые: чистые, звонкие, светлые наши рощи, каких больше нигде нет. И как же им не высыхать, если их год за годом опахивают под самую кромку, под ствол, а внутрь, куда не забраться трактором, запускают совхозные стада, и лес нещадно вытаптывается, поскольку скота много, а лугов и пастбищ нет, все распахали».

По его подсчетам, всего «подпольных земель, где были у нас посеяны зерновые, набралось триста пятьдесят тысячгектаров!» И это – только в одной области.

Есть все основания говорить о значительно более масштабном экологическом бедствии, чем только чрезмерная распашка целинных и залежных земель, вызвавшая через несколько лет истощение плодородного гумусового слоя, иссушение почв, ветровую и водную эрозию, снижение уровня грунтовых вод.

Пострадала значительно более обширная территория. Распространилось опустынивание, ибо стали ухудшаться климатические условия. Ведь в результате ослабления почвенного покрова, осушения озер, снижения уровня грунтовых вод земная поверхность сильней нагревается и активней отражает солнечные лучи. Формируются зоны повышенного атмосферного давления, сухой нагретый воздух поднимается вверх, препятствуя выпадению дождя. А редкие сильные ливни лишь усугубляют эрозию.

Как множество раз бывало на Земле при господстве человека, недолгие победы над природой оборачиваются сокрушительными поражениями.

На обширных просторах целинных и залежных земель во время хрущевского правления в СССР произошла первая техногенно-экологическая катастрофа огромного масштаба. Ее последствия сказались на состоянии сельского хозяйства страны в последующие десятилетия.

Было бы проще всего свалить вину на неумного генсека и тех, кто поддержал его «революционную инициативу»; на сложившуюся традицию «культа личности», которая дала сильный сбой при отсутствии достойного лидера; на инерцию неповоротливой «административно-командной системы» и господство партаппарата…

В действительности было все значительно сложней.

Например, честный и умный исследователь Вадим Кожинов не был склонен считать, что «освоение целины было бесплодным предприятием, – в частности, лишний раз доказывающим несостоятельность Хрущева как правителя».

Прежде всего, он подчеркнул: «В 1959 году, например, в стране было собрано в полтора раза больше зерна, чем шестью годами ранее, в 1953 м, а едва ли бы такой прирост был возможен на путях медленного улучшения дела на уже освоенных ранее землях».

Тут можно возразить. Предположим, медленное, но неуклонное увеличение продуктивности сортов растений и пород скота, улучшение почв на освоенных территориях увеличило производство сельскохозяйственной продукции за этот срок «всего» на 15–20 %. Но при этом не было бы колоссальных расходов, связанных с освоением новых земель и переброски туда техники, людей, материалов, горючего. Вдобавок не произошла бы экологическая катастрофа.

Государство и даже отдельная область живут не одним годом, не каким-то одним достижением. Можно поднапрячься, сделать «большой рывок» и получить, скажем, в полтора раза больше зерна, чем раньше. А дальше что? Как удержаться на достигнутом рубеже? Смогут ли люди, техника, сама земля и впредь работать на износ? Почва, как известно, быстро истощается при активной эксплуатации, начинается эрозия земель.

«В том, что совершалось с 1954 года на западносибирской и казахской целине, – продолжал Кожинов, – воплощалась воля миллионов молодых энергичных людей; другой вопрос – явный недостаток сельскохозяйственных навыков и знаний у подавляющего большинства этой молодежи, бездумно срывавшей весь защитный дерн на огромных пространствах степей, а потом изумлявшейся «черным бурям»…

Здесь необходимо обратить внимание на очень существенную демографическую особенность хрущевского периода, о коей, кажется, не сказано до сих пор ни слова. В результате тяжелейших потерь во время войны молодых людей от 15 до 29 лет в 1953 году имелось почти на 40 % (!) больше, чем зрелых людей в расцвете сил – в возрасте от 30 до 44 лет (первых – 55,7 млн человек, вторых – всего 35,6 млн); что же касается молодых мужчин, их было почти в два раза больше (!), чем зрелых (то есть тех, кому от 30 до 44) – 26,5 млн против всего лишь 13,9 млн человек, – не говоря уже о том, что немалая часть людей зрелого поколения принадлежала к инвалидам войны….