Владимир Гайсинский - Путь в никуда

Только один вечер, когда он шел с другом Сашкой и Диной, всплывал в его памяти, только тогда он был бесконечно счастливым и радостно ждал таких же новых встреч, только тогда стихи сами рвались из груди:

Больше никогда ничего подобного в жизни Джуры не происходило, и тот вечер, и счастливые глаза Дины были тем самым упреком всей жизни Джуры. Как дорого заплатил он за самый тяжкий грех на земле, именуемый трусостью. Вот и сейчас он как зверь крадется по темной безлунной земле, чтобы совершить очередную гнусность, чтобы снова посеять страх и разрушения, кровь и слезы, нет, он не герой, он подлый убийца и достоин смерти.

Уже полчаса майор израильской армии Дина Фельдман наблюдала за странной тенью, приближающейся к забору безопасности, ее беспилотник, как одиноко мерцающая звезда на темном небе, давно отслеживал этот объект, странно приближающийся к забору. Он то припадал к самой земле, то, согнувшись в три погибели, короткими перебежками устремлялся к цели. Превосходная оптика позволяла рассмотреть человека до малейших деталей, этот нес на спине большой мешок, поколдовав на пульте, удалось рассмотреть даже его лицо, что-то знакомое промелькнуло перед ней на экране, что-то хорошо знакомое из далекого детства, эти глаза, да, она помнила эти глаза, это лицо, ну конечно, это же он, Жека, зачем он явился сюда, ведь говорили, что он погиб, на кладбище в Ташкенте есть даже его могила, и родители оплакивают своего сына. Значит, не погиб, струсил и выжил, а теперь служит им, убийцам, призывающим уничтожить ее государство, не случайно крадется, тащит в своем мешке очередную бомбу, ну нет, я не дам тебе возможности взорвать чтолибо, я не дам осиротить еще одну или несколько еврейских семей, я сама уничтожу тебя, она ввела команду на уничтожение цели, самолет-робот подготовил ракету.

Еще самая малость, несколько сот метров, и я буду у цели, оставив мешок, нужно отползти на безопасное расстояние и нажать на кнопку пульта – и именно в эту минуту, когда в голове Джуры мелькнула радостная мысль – «Я буду жить!» – Дина дала команду на уничтожение цели.

Ракета угодила в мешок со взрывчаткой, раздался оглушительный взрыв, и он умер так, как сказала смерть, умер тогда, когда меньше всего хотел этого, когда после стольких лет иллюзий и самообмана стал понимать, что люди существуют для того, чтобы научиться жить, жить достойно, не кривя душой. Он вскормил себя обманом и преступлениями, возрос на жестокости и бесчестии, подавил врожденную трусость ради чего? Чтобы увидеть эту черноту и пустоту? Нет, – возражали ему, улыбаясь волчьим оскалом Ибрагим-хан и Садык, – ты сделал это во имя Аллаха и умер как шахид, теперь тебя ждут райские сады и девственницы-гурии в спортивных купальниках с блестками и красными лентами, настал твой день, теперь ты сможешь отдохнуть.

Джура брел по грязной и пыльной дороге со следами конского и ослиного помета, причем за весь свой долгий путь он ни разу не встретил всадника на коне или осле. Чем больше шел он по этой дороге, тем чаще казалось ему, что он уже однажды проделывал этот путь, причем чем дольше он шел, вспоминая свою кровавую жизнь, тем более унавоженной становилась дорога. Редкие грязно-серые кустики, насквозь пропитанные придорожной пылью, попадались ему на глаза, багрово-красное солнце нестерпимо пекло, и пот ручьями катился по его наголо обритому черепу и лицу. Голод и жажда, мучавшие его вначале, отошли на второй план, и единственным желанием его была встреча с придорожным камнем, на который можно было бы присесть и, вытянув усталые ноги, хоть немного отдохнуть, но этой возможности, увы, не было. Сколько времени он бредет по этой унылой и грязной дороге, и нет ей конца. Наконец вдалеке он заметил серый валун, у которого сидел какой-то старик, и Джура устремился к нему. Подойдя, он рассмотрел старика в рваном халате, из дыр которого торчала серо-грязная вата, его грязные ноги были одеты в изрядно истоптанные резиновые галоши, седая и редкая бородка старика много дней не расчесывалась и была вся в колтунах, старик сидел на земле, оперевшись спиной на валун, постоянно утирая пот и почесывая бороду. Джура вежливо поприветствовал старика и спросил: «Скажи, отец, куда ведет эта дорога?»

«Эта дорога, – прищурился старик, – эта дорога – путь в никуда. Уже много лет, и не вспомнить сколько, я иду и иду по ней, вспоминая прожитую жизнь, и нет ей конца. Видно, таков наш удел, вместо обещанных райских садов и златокудрых гурий – брести по этой пыльной и унавоженной дороге. Ведь вся наша жизнь подобна этой дороге, унавожена лишь желанием убивать. Знаешь, сынок, нельзя оказаться в раю, если путь твой проложен убийствами и кровью. Великий Аллах не прощает тех, кто сеет смерть и разрушения, их путь – брести по этой дороге в никуда. Ну, я пошел, а ты отдохни, присядь на мгновение – и снова в путь, унылый и трудный, ведь теперь это и твоя дорога, у тебя много времени, чтобы вспомнить и оценить свою жизнь. И помни, чем больше грехов в этой жизни, тем более грязна дорога, тем трудней будет путь, потому что это – путь в никуда».