Я наблюдал всю эту чехарду, не вмешиваясь. Жизненный опыт научил меня не лезть не в свое дело. «Сказали направо, пошел направо. Сказали налево, пошел налево. А думаешь о своем… Там знают!» Хотя ТАМ знали довольно приблизительно. Ну да не мое дело. Только один раз я позволил себе дать совет. Когда наша дружная бригада стала нумеровать костюмы родов войск, я посоветовал помечать не только сам костюм, но и каждую его деталь одним и тем же номером. Мол, если какая потеряется, то ее будет легко идентифицировать по этому номеру.
— О! Great idea! It’s very smart! You are very clever.
Ну, ну… Clever так clever… Додуматься до такой вещи — задача не для заурядных умов, конечно. Закупили специальные бирочки на защелках и стали крепить к костюмам. Слава моя росла!
В трудах и заботах подошел конец сезона. Разбирать костюмы начали в феврале. К концу мая стало ясно: чтобы справиться с таким объемом переделок, существующих мощностей Метрополитен не хватит. Надо было что-то предпринимать. На Олимпе заштормило. Любовь любовью, дружба между народами тоже прекрасно, но ложки все-таки врозь. Деньги счет любят. Надо было выходить из создавшейся кислой ситуации с наименьшими потерями. Совещания в кабинете генерального менеджера театра мистера Вольпе собирали через день.
В Метрополитен-опере, кроме оркестра и труппы, которые уезжают на гастроли, в отпуск все уходят в одно и то же время. В последнюю среду июня с утра мы начинаем консервировать швейные машинки, чистить, смазывать, накрывать чехлами, собирать инструменты (они у каждого свои), и где-то после трех часов с нами прощаются до следующего сезона.
Но на этот раз мое утро началось иначе. Не успел я разобрать свою машинку, как меня вызвали к начальнику цеха.
— Марк, — торжественно начала Лесли. — Мы решили создать дополнительный цех, который будет работать только на «Войну и мир». Мы арендуем помещение, покупаем швейные машинки и нанимаем еще двенадцать человек портных. Что ты думаешь?
Я неопределенно пожал плечами. То, что двенадцать человек получат работу, конечно, прекрасно. Но с каких это пор для организации нового цеха интересуются мнением простого портного? Пусть даже фотографа и бывшего режиссера. Я начал подозревать, к чему идет дело. Трамвай с угрожающим скрежетом, дребезжа стеклами, выворачивал из-за угла.
— Нам нужен начальник этого цеха. Мы здесь посоветовались. Все в один голос говорят, что ты — лучшая кандидатура.
«Вот, блин, допрыгался, — подумал я. — Да на хрена же это мне надо».
— Нет, Лесли, — сказал я. — Спасибо, конечно, за доверие, но нет… я не хочу.
— Почему? — удивилась Лесли. В ее голосе было столько искреннего непонимания, что мне даже стало смешно. Ну действительно, человеку предлагают повышение, вероятно добавляют зарплату, а он отказывается. Как это понимать?
— Нет, нет, — сказал я, — это большая ответственность. Я не хочу. Я не справлюсь… Я плохо говорю по-английски… И потом, — нашел я нужный аргумент, — я же не знаю женского костюма. Я же мужской портной.
Это заставило начальницу задуматься.
— Ладно, иди, — сказала она.
«Слава богу, — подумал я, — пронесло».
Но радовался я рано. Через час меня опять вызвали.
— Значит так, — сказала Лесли. — Ты будешь супервайзером, а твоим заместителем по женским костюмам мы назначаем Людмилу.
Людмила — это моя жена. Она тоже работает в костюмерном цехе Метрополитен, но в другом статусе. Я штатный работник, а она — так называемый временный, хотя и проработала к тому времени в театре уже пять лет. Статус «временный» вовсе не означает, что как специалисты они хуже. Среди них есть портные, квалификация которых наверняка повыше моей. Разница заключается в том, что «временные» работают так же, как мы, но получают меньше, и, когда в цеху нет работы, их без всяких церемоний увольняют. А в следующем сезоне, в начале августа, приглашают обратно. Театру такое положение выгодно. Нас, постоянных работников, прикрывает профсоюз, у нас коллективный контракт, по которому администрация Оперы, хочет не хочет, должна предоставить нам 48 недель занятости. Невыполнение контракта со стороны администрации чревато штрафами, забастовкой, причем не только портных Метрополитен, но и портных всех бродвейских театров, которые входят в этот профсоюз. У нас есть больничные, персональные дни, пенсионные планы, другие льготы, а у «временных» ничего этого нет. Звериный оскал капитализма. Как правило, «временных» увольняют где-то в конце апреля — начале мая. В то время, когда происходил этот разговор, Люда уже два месяца спокойно сажала цветочки на бэк-ярде нашего дома в Нью-Джерси, сидя на пособии по безработице, которое хоть и немного меньше ее обычной зарплаты, но ведь зато и не работаешь.
Читать дальше