Игорь Угляр - Автопортрет

Мотор! Заведение в стиле модерн. На входе – выходе двое с рабочих одежинах – шпильки, шубейки, чулочки, мини, ножки, волосики… Перехватываю без лишних слов. Ресепшен. Дама в брючном костюме интересуется целью визита полуночных гостей. Популярно объясняю.

Расплачиваюсь. Нас проводят, чуть было по привычке не написал в нумера, в номер банный нас провожают, вот куда! Номер хоть куда. Живи не хочу. Всё при нем. Челаее-к! У девушек последняя смена и они могут себе позволить. Это приветствуется. А вот попытки снять с себя одежины пресекаются на корню. Чем же мы тогда будем заниматься?

В человеке все должно быть прекрасно. Ми сделаем все красиво. Лихие времена, когда ты лихорадочно рвал на себе ширинку канули в лету безвозвратно, бесповоротно и увы – навсегда. Оказывается девушке известна конструкция не только брючного ремня, но и такого хитроумного устройства как ширинка. Похвально. Браво! Начав с кресел и стола дружненько цыганскою толпою перекочевываем на лежбище. Честно говоря я имел целомудреное желание уединиться на полатях, но дамы выдвинули встречный план – все на диван!

Желание дамы – закон! У одной из крошек на том месте, где спина переходит в попу – бабочка, у другой – мотылек. Так мы их только и различали. То бабочка у тебя перед глазами маячит, то мотылек, то круги какие – то разноцветные…

Теперь на полати… короче, тут нас поразвозило по самое некуда и мы занялись распутством напрямую переходящим в разврат. Оказывается, смешаться могут не только кони – звери, эх! Руки, ноги, головы, торсы, какие – то анатомические строения, субстанции и органоны, мне даже как медику интересно стало. Как мы там не поубивались, до сих пор ума не приложу. Ступеньки высокие, не рассчитаные на пьяных в усмерть мужиков и баб выделывающих акробатические этюды с риском для жизни.

Примерная смета расходов. «Самая глубокая бездна финансовая. В неё можно падать всю жизнь».

Шереметьево 2. Прощаюсь с любимой женщиной. Беру руку ее в свою, неловко тыкаюсь лицом в щеку. Коротко целуемся. Дыхание сбито. В груди спазма. Еще мгновенье и я разрыдаюсь. Как тогда, ранним августовским утром у тебя в номере…

Спуск крутой и нешуточный, поэтому водитель вкрай осторожен, на поворотах сила инерции тянет нас то в одну, то в другую сторону, мы слегка валимся друг на друга, слегка так, не сильно, словно боясь спугнуть то нечто хрупкое, что возникло между нами, но вот чисто случайно, клянусь!, губы мои касаются прядей твоих и задерживаются, зарываются в них, вдыхают, чтобы зарыться затем в глазах твоих, шее, губах, в тебе всей, они жадно ищут тебя и находят, такую мягкую, поддатливую, упоительно сладкую, реагирующую взаимными объятьями, еле слышимым стоном – шепотом…

– Дорогой, у тебя есть презервативы?

– Нет дорогая, но не волнуйся, мы просто поиграемся… и ты не колеблясь открываешь входную дверь

Подвластен ли существу человеческому дар превоплощения? Вот я сейчас закрываю глаза и предо мною проходят лица. Их всего несколько, прошедших сквозь годы и десятилетия через мою жизнь чтобы появившись исчезнуть в черном провале времени уже навсегда, но ведь каждое из них заставляло когда – то биться сердце учащенно, мысли мои занимало всецело, помыслы, мечтания, надежды, расставаясь каждый раз я страдал, порой неимоверно, вот как сейчас. «У меня хорошая черта… делилась как – то одна нью йоркская знакомица, …быстро все забываю». Счастливица с чугуной башкой заместо головы и утюгом хладным заместо сердца. А может они животные просто, женщины эти, грубые, недоразвитые, примитивные, лживые и подлые двуногие твари, живущие инстинктом, лишеные того, чем в избытке наделены мы, мужчины. Разумеется не так оно. Но почему, вот как сейчас – уверен в этом абсолютно.

Та самая ночь окажется и последней. Через два дня ты улетаешь. Мы встретимся еще раз. Как и Париж, эта встреча стоила мессы.

Ты помнишь, каким выдался тот денек? Сказочный совершенно, правда, какой выпадает раз в жизни, потому, что завтра померкнет свет и кончится жизнь, в ней не будет и не может быть никакого смысла, потому, что дальше будет один сплошной непрерывно моросящий мелкий дождь и тучи будут беспрестанно на хмуром и темном от гнева небе с низко ползущими облаками и не будет больше ни солнца, ни неба синего как не будет зеленеть листва, петь птица, улыбаться мать ребенку, а ребенок матери.

Шампанское на открытой террасе. Затем, опьяненные не столько пенистым напитком, сколько друг другом, окружающими нас великолепием и красотой мы запрыгнем в открытый фаэтон и медлено двинем по кривым, мощеным улочкам Старого города в обнимку, целуясь и никого не стыдясь – напротив, и зеваки будут махать руками и кричать призывно БРАВО!, и мы в ответ тоже будем махать руками беззаботно так же, и смеяться, и целоваться, снова махать руками, смеяться и целоваться, о, это было так чудесно как может быть только раз в жизни, скажи, разве не так? Вечером мы будем слушать Словачека. Время от времени я буду брать твою руку в свою и держать нежно перебирая пальцы. Тебе приятны мои прикосновения, я чувствую это. Затем подымемся пешком и присядем в заведении что на углу сразу за БРИСТОЛЕМ. Я приобниму тебя и целый вечер буду внимательно рассматривать. Очень внимательно, словно предчувствуя, что теряю тебя навсегда. Так и не успев приобрести.