Николай Шахмагонов - Жизнь и смерть Ивана Грозного. Государи, сражённые на посту

Затем он отпустил братьев своих и митрополита, а боярам повелел задержаться, чтобы сказать им ещё несколько слов. Было заметно окружающим, как болела душа Государя за Россию, видно, одолевали предчувствия, что не быть миру среди сильных после ухода его из жизни, что каждый захочет сделаться наиглавнейшим в осиротевшем Государстве. И Великий Князь говорил боярам: «Знаете и сами, что Государство наше ведётся от Великого Князя Владимира Киевского, мы вам Государи прирождённые, а вы наши извечные бояре, так постойте, братья, крепко, чтобы сын мой учинился на Государстве – Государём, чтобы была в Земле правда, а в вас розни никакой не было; приказываю вам Михаила Львовича Глинского; человек он к нам приезжий; но вы не говорите, что он приезжий, держите его за здешнего уроженца, потому что он мне прямой слуга, будьте все сообща, дело земское и сына моего дело берегите и делайте заодно; а ты бы князь Михайло Глинский, за сына моего Иоанна и за жену мою, и за сына моего князя Юрия, кровь свою пролил и тело своё на раздробление дал».

В день своей кончины 3 декабря 1533 года Василий Иоаннович явил пример удивительного мужества и добродетели. Он думал не о себе – он думал о Государстве, которое вынужден оставлять на сына, коему исполнилось лишь три года и три с небольшим месяца. Он старался не упустить никаких мелочей и даже распорядился о том, как править без него Великой Княгине, «как к ней боярам ходить с докладом, и обо всём им приказал, как без него Царству строиться».

Братьям своим, Андрею и Юрию, он сказал: «Вижу сам, что скоро должен буду умереть, хочу послать за сыном Иоанном, благословить его крестом Петра Чудотворца, да хочу послать за женою, наказать ей, как ей быть после меня». Он отдавал распоряжения спокойно, словно не уходил в мир иной, а отъезжал куда-то на время по делам своим. В связи с этим нельзя не вспомнить примеры того, как уходили из жизни знаменитые безбожники… Для сравнения… Это ведь тоже ярчайшее доказательство преимуществ Самодержавия и Самодержцев – всеобъемлющего преимущества. Известно, что знаменитый воинствующий безбожник Вольтер, запятнавший себя преступлениями не только против собственного народа, поняв, что часы его сочтены, неистовствовал, визжал как поросёнок, и довёл ухаживавшую за ним медсестру до полуобморочного состояния. Она заявила, что ни за какие богатства Европы не согласится больше видеть, как умирает безбожник. В.И.Ленин, обрушивший на Православную Церковь всю свою ненависть, перед кончиной просил пригласить священника, а когда ему в том отказали, стал каяться за свои богоборческие грехи перед стульями, столом и прочими предметами мебели. Подобных примеров множество. То ли в подобных безбожниках просыпалась вера в бытие Божие, то ли их просто пугала смерть своею неизвестностью. Вольтер, призывавший обезглавливать монархов и бросать на гильотину аристократов, сам не хотел уходить в мир иной, цепляясь за свою преступную жизнь. Безбожникам свойственно отсутствие мужества…

А вот Великий Князь Иоанн Васильевич был в день своей кончины самым твёрдым, уверенным и спокойным из всех окружавших его. Впрочем, если и беспокоило что-то, то вовсе не своя личная судьба, а судьба Государства, судьба сыновей и судьба супруги. Рыдающей Елене Васильевне он говорил: «Жена! Перестань, не плачь, мне легче, не болит у меня ничего, благодарю Бога!» Великая Княгиня, едва сдерживая рыдания, отвечала: «Государь Великий! На кого меня оставляешь? Кому детей приказываешь?» На это Государь отвечал: «Благословил я сына своего Иоанна Государством и Великим Княжением, а тебе написал в духовной грамоте, как писалось в прежних грамотах отцов наших и прародителей по достоянию, как прежним Великим Княгиням». Не способную сдержать рыдания супругу Государь крепко поцеловал и велел вывести из комнаты. Он спешил исполнить то, что считал теперь важнейшим.

Александр Нечволодов так рассказал о последних часах жизни Государя: «Он послал за владыкой Коломенским Вассианом и старцем Михаилом Сукиным; в это же время в его покое собрались митрополит, братья Андрей и Юрий, бояре, дьяки и дети боярские. Сюда же принесли из храмов чудотворный образ Владимирской Божией Матери и икону Святого Николая Гостунского. Государь приказал спросить своего духовника: «бывал ли он при том, когда душа разлучается от тела». Тот отвечал, что мало бывал. Тогда Великий Князь велел ему войти в комнату и стать против него рядом со стряпчим Феодором Кучецким, бывшим при кончине Великого Князя Иоанна Третьего; дьяку же крестовому Даниилу велел петь канон мученице Екатерине и канон на исход души, и приказал готовить себе отходную. Когда дьяк запел канон, Государь немного забылся и стал в бреду поминать Святую Екатерину, но затем быстро очнулся, приложился к её образу и мощам и, подозвав к себе боярина Михаила Семёновича Воронцова, поцеловался с ним и простил ему какую-то вину. После этого Государь приказал своему духовнику дать ему причастие, как раз тогда, когда он будет умирать, прибавив при этом: «Смотри же рассудительно, не пропусти времени». Сказав затем несколько слов брату Андрею по поводу приближающегося смертного часа, он подозвал к себе всех присутствующих и обратился к ним со словами: «Видите сами, что я изнемогаю и к концу приближаюсь, а желание моё давно было постричься, постригите меня».