Евгений Полонский - Поднятая ветчина. Гид по бодрящей жизни на Руси

Справедливости ради, стоит отметить, что немцы испытывали больший недостаток в теплых вещах, нежели в Красной армии – да, это факт. Но результат любого сражения всегда зиждется на действиях, верных и ошибочных, обеих сторон. Та сторона, коя меньше ошибается, а правильных решений принимает больше, выигрывает. Немцы допустили ошибки в деле снабжения, но это ничего не меняет. Кроме того, было бы наивно полагать, что холод действует только непосредственно на людей, а тут немцам даже серьезно повезло – морозы наступили в ноябре, и немецкие танковые группы получили возможность действовать вне дорог по замерзшему грунту, что увеличило спектр возможностей для них. Немцы, к слову, этим благополучно воспользовались, нанеся удар в ноябре вновь там, где его не ожидали. Когда же пришла очередь наступать Красной армии, к морозу добавился еще игривый снежок во вполне себе исполинских количествах, что значительно усложнило выполнение задач нашими войсками.

Но мы тут не историческую книжку пишем, а вещаем за нелегкое житие племен прыщавых щеглов на среднерусской равнине, поэтому оставим войну. Но, если ты учился в российской общеобразовательной школе, война останется в тебе. Дисциплина в школе построена так, чтобы подавлять все естественные и прекрасные детские желания – жажду общения и игры, жажду постигать новое. Что? – изумленно спросите вы, услышав последнее. Да-да – упорно буду ответствовать я. Долговременная память – довольно просто штука, она откладывает лишь то, что имело когда-то значение для кипящего возмущенного разума. И именно такие примеры, несмотря на свою частность, являются маркером общей картины.

Что нравится маленькому светлому человечку образца конца 90-х, который еще не успел мрачно охуеть от окружающего мира? Правильно – космос, динозавры и прочие машинки. Все начиналось очень даже многообещающе, когда в очень младших классах нас построили в походную колонну и мы, чеканя шаг, пошли в крохотный школьный музей космонавтики. Как водится, улыбаться было не положено. Вообще, скромная комната с макетами планет терзала умы щеглов, но просто так взять и зайти туда, дабы обласкать детскую душу бесконечной хладной пустотой космоса, было нельзя. Почему? Да потому что не положено – наша исконная установка. На том Русь стояла и стоять будет! А тем временем мы пришли, и какие-то большие тетеньки из числа старшеклассниц вещали о том, как звезды становятся сверхновыми. Я мгновенно вопрошал, мол, а наше Солнце тоже ждет сия печальная доля? Реакция сопровождающей нас училки была стремительна и жестка, аки удар Майка Тайсона до отсидки: ТССС!

Возможно, для некоторого сбавления учительско-дисциплинарного пыла, ей бы тоже не помешало отсидеть. Кто знает, может вышла бы другим человеком.

Прошли долгие лета и многочисленные реформы образований – есть только миг между прошлым и будущим. Давеча на очередной, по старческим меркам залихватской, пьянке в баре мой друг ответствовал мне, что он столкнулся с необходимостью перевести своего сына в частную школу. Как сын воспринял сие? Ведь это разрыв с друзьями и прочее – вопрошал я. Очень просто – ответствовал мой друг, я сказал ему, что в новой школе ему будут отвечать на вопросы, а не рекомендовать помолчать или обратиться за разъяснениями к родителям.

Ах, оставьте! Тут вовсе нет противопоставления лучезарной частной школы простой общеобразовательной, тут есть констатация частного факта, что ситуация за эти самые многие годы ни разу не изменилась. Да, пример частный, но лично мне, грешному, кажется, что ситуация таки системна.

Если бы нарком просвещения Луначарский, больше ста лет назад стоявший у истоков всеобщего образования в России, узнал, что из себя представляет современная школьная программа, он бы торжественно повесился на виселице, сшитой из собственных декретов. При этом последними словами сего изысканного публициста и искусствоведа стали бы «да ебаный в рот, нахуй, блядь». Положа одну руку на сердце, а другой обхватив следующий по значимости орган для любви, скажите – неужто несчастному ребенку сулит хоть какая-то польза от агрессивного вдалбливания в него классических произведений? Ну кроме привития отвращения к последним. Сакральная мастурбация на книги классиков вообще характерна для нас – и это тоже плод догматического образования, предлагающего сакрализацию сих писаний. Но суть мироздания в том, что половина этих книг безнадежно устарела, а другая половина откровенно безынтересна. Да и ребенку тогда, а уж тем более сейчас, гораздо ближе другие каналы усвоения информации, нежели долгое писание о невероятно нудных приключениях бесконечно далеких от него господ в городе Н.