Вячеслав Смирнов - Театры Тольятти. Том 1

– Помните свои первые роли?

– Мне очень повезло, я играл Кая в спектакле «Снежная королева» – моя первая главная роль. Сейчас вспоминаю и за голову хватаюсь, думаю: «Господи, как бы я сейчас все по-другому сыграл!» Какой я дурачок был, всего боялся, когда выходил на сцену, меня трясло, я думал – быстрей бы отыграть. А вообще, самый первый спектакль – участие в массовке «Ромео и Джульетта». Вспоминаю тогдашнюю работу с Глебом Борисовичем Дроздовым – это, конечно, была удивительная вещь.

– Актер – человек подневольный, он выполняет волю драматурга, прямые указания режиссера. Что чувствует артист, подчиняясь сразу целому ряду установок?

– Это моя профессия, я уже привык подчиняться. Порой какие-то вещи происходят во время репетиций, режиссер заставляет делать то, чего ты совершенно делать не хочешь. Да что скрывать, мне порой откровенно не нравится произведение, над которым я работаю, но я человек подневольный, в контракте написано, что я не имею права отказываться от ролей. Хотя от многих я бы отказался. Просто сказал бы: «Я не хочу это играть, я не буду это играть». Или: «Мне не нравится, я не могу это сделать». Но это и есть профессионализм – закрывать глаза на подобные вещи и делать качественную работу. Вместо того чтобы послать всех, порвать пьесу, потому что она не нравится! Имеется и другая сторона: есть режиссеры, которые знают, что они приехали на два месяца, они должны сделать спектакль, отработать гонорар, им все равно, хочет актер с ними работать или нет. «Мне надо быстро отработать и съехать в другой город». А есть режиссеры, которые способны влюбить в пьесу. Например, из последних режиссеров, с кем я с удовольствием работал – это Валентин Варецкий, он ставил «Двух зайцев». У меня была микророль, текст помещался на одной страничке, но он заставил в нее влюбиться и сделать.

Потом, Олег Ринге – мы с ним работали просто удивительно. Прежде всего, потому, что он не только режиссер, но еще и артист. Мы с ним хорошо сошлись: это было очень легко, поскольку ранее учились на одном курсе. И моя, наверное, самая главная работа в актерской жизни – это спектакль «Билокси-блюз» режиссера Николая Козака. У него не было режиссерского образования, он сразу признался: «Ребята, я не собираюсь на вас выливать режиссерские амбиции». Эти люди действительно заставляют влюбиться в материал. Когда я прочитал пьесу «Билокси-блюз», то подумал: «Ой, военщина, как мне это неинтересно». А через день я бегал на репетиции, потому что он смог заразить, соблазнить пьесой. Эта работа, кстати, похожа на секс: режиссер соблазняет, а мы отдаемся, как женщины. Поэтому резюмирую: это моя обязанность – любить, подчиняться и делать работу.

– Некоторые говорят, что Тольятти – не театральный город, здесь нет театрального зрителя, нет театральной критики…

– А что у нас тогда, два города театральных – Москва и Питер? Я считаю, нельзя так говорить: театральный город – не театральный… Все-таки театр существует в городе уже, слава Богу, 21 год. И не может быть не театральным город спустя столько лет. Из того миллиона населения, что проживает в Тольятти, я думаю, есть 100 тысяч человек, которые могут сказать: «Мы любим театр «Колесо». И если кто-то задумает снести театр и устроить там шикарный клуб, они придут и скажут: «Не надо это делать, потому что мы его любим, мы раз в два-три месяца приходим на спектакли». Я не считаю, что мы не театральный город. Ради этих ста тысяч, даже десяти тысяч, мы будем работать. Есть постоянные зрители. Я в театре уже с 1996 года, тринадцать лет. И замечаю поколение растущих зрителей. Девчонки-первокурсницы ходят на каждый спектакль, сидят на первом ряду. Я поражаюсь: а как же время на личную жизнь? Проходит года три. Эта девочка выходит замуж и приходит уже с мужем…

А вообще, да, театров в Тольятти мало. Я бы, например, хотел, чтобы были балет, опера. Почему наши зрители ездят в Самару? Хорошо, что есть Молодежный драматический театр, кукольный театр.

– Есть ли какой-то драматургический материал, какие-то роли, которые вы еще не сыграли, но хотелось бы попробовать?

– Сейчас у меня какой-то переломный период, все-таки я уже немало лет работаю, даже не знаю, чего я хочу. Но последняя моя мечта была сыграть Моцарта. Не в «Моцарте и Сальери», есть другая пьеса, Питер Шафер – «Амадей». Она мне очень нравится. Но сейчас я уже думаю: а смогу ли я быть таким Моцартом, которого там надо сыграть? Все равно же немножко меняешься: ты в театр пришел одним человеком, а спустя годы стал совершенно другим. Словом, сейчас не знаю, что хочу сыграть. Пока ничего, наверное.