Тамара Эйдельман - Право на жизнь. История смертной казни

Иногда приговоренный обращался к окружающим с трогательными речами, призывая не следовать его примеру, иногда, наоборот, поражал тем, как смело он встречал приближающуюся смерть. Кто-то пытался в последний момент вымолить прощение. Фрол Разин в стремлении отсрочить свою казнь уже у эшафота, где мучили его брата, закричал: «Слово и дело государево!» – и пообещал сказать, где спрятаны сокровища. Брат, которому оставалось жить считаные минуты, выкрикнул: «Молчи, собака!» Вот разные варианты поведения участников мрачного спектакля, и все они фиксировались для потомства так же, как речи английских убийц, которые иногда даже печатались после казни и распространялись. В Испании, где так ценится гордость, долго жило воспоминание о доне Родриго Кальдероне, секретаре герцога Лермы, фаворита короля Филиппа III. В 1618 году герцог Лерма в результате интриг собственного сына был отстранен от двора и отправлен в ссылку, а его секретаря обвинили в многочисленных преступлениях: колдовстве, убийствах и даже наведении порчи на королеву, которая за несколько лет до этого умерла при родах. Но все эти обвинения, часть из которых дон Родриго признал под пытками, были забыты, когда толпа, собравшаяся 21 октября 1621 года в Мадриде, чтобы посмотреть, как ненавистному вельможе отрубят голову, увидела, с каким спокойствием и гордостью он шел на казнь. В течение нескольких веков в Испании о гордецах с одобрением говорили, что у них гордости больше, «чем у дона Родриго на эшафоте».

Представление о правильности – и даже моральности – смертной казни, которая восстанавливает нормальное положение дел в обществе, служит примером на будущее и удовлетворяет чувство справедливости, породило в XVIII–XIX веках множество реформаторских проектов, призванных оставить позади воспоминания об ужасающих казнях предыдущих эпох и одновременно получить максимальную пользу от кровопролития. Когда читаешь описания различных предложений, касающихся организации смертной казни, приводимые Мишелем Фуко, начинает казаться, что перед тобой фантастическая литература. Судья должен объявлять приговор, будучи облаченным в траур, это будет «самая грустная и самая трогательная церемония», казнь «всколыхнет все чувства, все нежные и достойные привязанности» [29] Там же. С. 162. … Очевидно, предполагалось, что, увидев наказание того, кто совершил преступление, люди ощутят прилив любви и нежности по отношению к своим близким, а вовсе не кровожадную радость, не любопытство, не злобу.

Исполненный ужасных образов и спасительных идей, каждый гражданин начнет распространять их в своей семье, и собравшиеся вокруг дети будут ловить его долгие повествования с жадностью, сравнимой лишь с пылом рассказчика, и благодаря им откроют свою юную память детальнейшему восприятию понятий о преступлении и наказании, о любви к законам и родине, об уважении и доверии к судебному ведомству. Селяне тоже познакомятся с этими примерами, посеют их вокруг своих хижин; вкус к добродетели пустит корни в их грубых душах, а злоумышленник, встревоженный общественным ликованием и напуганный огромным числом врагов, возможно, откажется от своих замыслов, исход которых столь же скор, сколь гибелен.

Можно легко представить себе гражданина, знакомящего свою семью с «ужасными образами и спасительными идеями», детей, жадно слушающих рассказ о казни преступника, – мы знаем, как популярны описания смертной казни и самых разных ее видов, особенно изощренных. Сегодня интернет переполнен сайтами вроде «10 самых страшных видов казни», «Как казнили в Китае», и недостатка в посетителях они, судя по всему, не испытывают. Вызывают ли эти рассказы любовь к законам и родине, «уважение и доверие к судебному ведомству»? Это мучительный вопрос, на который человечество пока не получило единого ответа.

Неустанно поражает, как много людей, известных своей добротой и тем, что в былые времена называли «чувствительностью», разделяло мысль о пользе и воспитательном значении смертной казни.

Если в личной доброте Руссо можно сомневаться, то Василий Андреевич Жуковский, безусловно, был одним из добрейших людей своего времени. Это не помешало ему написать, что казнь есть

…не иное что, как представитель строгой правды, преследующей зло и спасающей от него порядок общественный, установленный самим Богом. Смертная казнь, как угрожающая вдали своим мечом Немезида, как страх возможной погибели, как привидение, преследующее преступника, ужасна своим невидимым присутствием, и мысль о ней, конечно, воздерживает многих от злодейства [30] Жуковский В. О смертной казни. Цит. по: Смертная казнь: за и против. Сборник. – М.: Юридическая литература, 1989. С. 47.