Станислав Куняев: К предательству таинственная страсть...

“Внезапно поднялся Бобышев. Встав передо мной, готовый бросить перчатку. “Как ты можешь писать Бог знает о чём, когда пролилась кровь наших братьев — венгерских интеллигентов? Я прочту стихи, посвящённые памяти героев венгерского восстания”. Бобышев читал. Помню, там звучали… горячие слова, вырывающиеся и продолжающие вырываться из уст русских поэтов вот уже два века… Слёзы и яростное проклятие душителям свободы”.

Из воспоминаний Л. Сергеевой, которая присоединяется к бобышевской оценке венгерского восстания:

“Именно после венгерских событий рухнули все мои надежды на справедливость и гуманность советской власти. Я поняла, что социализма с человеческим лицомнам не суждено построить: СССР будет всегда силой подавлять всякое стремление к свободе, независимости, инакомыслию. Травля Пастернака после присуждения ему Нобелевской премии, Берлинская стена, возведённая посреди города в 1961 году, Карибский кризис, буйство Хрущёва в Манеже против молодых художников, а потом и писателей, суд над “тунеядцем” Иосифом Бродским, арест Синявского и Даниэля за то, что опубликовали свои произведения на Западе, наконец, Прага 1968 года только подтверждали безнадёжный диагноз советской системы.

Так, в 1956 году, вместе с кроваво подавленным венгерским восстанием, закончилась для меня короткая “оттепель” в нашей стране”.

Поскольку весь материал, касающийся “оттепели” в юбилейный августовский номер “Знамени” не уместился, то следующий, сентябрьский номер так же был “оттепельным” со стихами Игоря Волгина, жителя Нью-Йорка Бахыта Кенжеева, дневниками Раисы Орловой, похороненной в Кёльне, и романом Марии Рыбаковой “Если есть рай” (“училась в России, Германии и США”). О чём роман? Ну, конечно, о Венгрии. Об её незаконной оккупации советскими войсками в 1945 году и о кровавом 1956-м… Чтобы была понятна мировоззренческая сущность романа, процитирую несколько отрывков из него. Первый — о венгерском революционере Бела Куне, известном в нашей советской истории тем, что он вместе с “демоном революции” Розалией Землячкой-Залкинд и с красным комиссаром Ионом Якиром прибыли в 1920 году в Крым, где находилось около двадцати тысяч казаков — белых офицеров, не успевших эмигрировать в Турцию и добровольно сдавшихся в плен, поскольку они получили заверение от командующего красноармейскими частями

Фрунзе, что всем им будет сохранена жизнь. Однако тройка в составе Землячки-Залкинд, Ионы Якира и Бела Куна пренебрегла обещанием Фрунзе и, по согласованию с наркомвоенмором Троцким, жесточайшим образом приговорила к расстрелу и утопила в море всех этих врагов революции в течение нескольких дней.

О романе Марии Рыбаковой о жизни венгерского палача Бела Куна рассказывается в “Знамени” с благостным восхищением:

“Я вспомнила о вожде Венгерской Советской Республики девятнадцатого года товарище Бела Куне. Бела Кун был сначала журналистом, потом служил в армии, стал военнопленным, в русском плену открыл для себя марксизм, пошёл в революцию. Как потом тайно перебрался обратно в Венгрию и агитировал рабочих за то, чтобы поднять восстание. Как его посадили в тюрьму и как он потом стал “виднейшим революционным деятелем” в течение тех четырёх месяцев, которые просуществовала Венгерская Советская Республика. После того, как Советскую Республику утопили в крови, товарищ Бела Кун вернулся в Советскую Россию и сражался с белогвардейцами. Победив белогвардейцев, товарищ Бела Кун отправился в Германию, чтобы бороться за дело мировой революции. Но это опять почему-то не получилось. Поэтому товарищ Бела Кун вернулся в Россию, чтобы отстаивать идеалы коммунизма в одной, отдельно взятой стране.За героическую борьбу Бела Кун был награждён орденом Красного Знамени в 1927 году. Умер в тридцать девятом”.

От себя добавим: есть версии, что этот якобы венгр погиб то ли на Лубянке, где его допрашивали соплеменники, подчинённые Генриха Ягоды, то ли его придушили уголовники в одном из бараков “Архипелага”.

Мария Рыбакова уверяет в своём романе читателей “Знамени”, что режим послевоенной Венгрии был навязан ей захватившими в 1945 году эту благостную страну “венгерских интеллигентов и студентов из кружка Шандора Петёфи” году “оккупантами”, то есть советскими войсками. А описание того, в каких условиях жили и погибали 500 тысяч венгерских военнопленных, находившихся в наших лагерях после войны, затмевает все ужасы Освенцима, Треблинки и “Архипелага ГУЛаг”: