Станислав Куняев - К предательству таинственная страсть...

После смерти Булата Шалвовича, случившейся во Франции, Ельцин издал указ об учреждении Государственной литературной премии имени Б. Окуджавы, о присвоении имени Окуджавы одной из улиц Москвы, об установлении в Литинституте имени М. Горького нескольких стипендий имени Окуджавы, о создании в Переделкино Государственного Дома-музея Окуджавы, об открытии на Арбате мемориальной доски на доме, где жил “дворянин Арбатского двора”… Были в этом указе ещё какие-то пункты, но весь перечень пунктов указа был настолько неуместен и нелеп, что недавно вдова Окуджавы, выступившая по телевизору, с недоумением призналась ведущему Марку Розовскому о том, что несколько из этих пунктов нынешняя послеельцинская власть так и не выполнила… Дошло, видимо, до новых чиновников от культуры, что лучше им не вмешиваться в такого рода дела, чтобы не выглядеть дураками.

Булат Окуджава, закончивший в 50-х годах Тбилисский университет, был направлен на работу в среднюю школу посёлка Шамордино Калужской области, где находился знаменитый женский монастырь. В этот монастырь приезжал попрощаться со своей сестрой Марией Лев Толстой, сбежавший из Ясной Поляны навстречу смерти. В Шамордино и началась литературная жизнь Булата Шалвовича, переехавшего вскоре из монастырской деревни в Калугу. В Калуге он поступил на работу в газету “Молодой ленинец”, стал активнейшим участником литературного объединения “Факел” и автором нашумевших в то время на всю страну “Тарусских страниц”, где были напечатаны творения самых известных московских диссидентов. Как мне помнится, за этот недосмотр бы снят с работы секретарь Калужского обкома КПСС по идеологии. Все эти времена и события сейчас забыты, но поскольку судьба Булата с той поры была прочно связана с культурной жизнью моего родного города, я вспоминаю, что именно в Калуге и он и я издали свои первые стихотворные книги. Вольно или невольно, но с той поры наши литературные пути постоянно пересекались. И когда в сентябре 1997 года Булат умер в Париже, калужская областная газета “Весть” посвятила этому событию целую полосу. На смерть Булата откликнулись и читатели, боготворившие Окуджаву, и отвергавшие его. Наиболее уравновешенную правду о нём высказал в этом номере газеты один из вождей тогдашнего Российского Христианского Демократического Движения Глеб Анищенко. В статье “Бумажный солдат как совесть интеллигенции” он писал:

“Окуджава — совесть эпохи”. Прекрасно! Но какой именно эпохи? Ведь бард прожил довольно долгую жизнь и оказался сопричастным нескольким периодам российской истории. Первый из них — Великая Отечественная война. Окуджава не мог быть её “совестью”, так как он всё-таки не военный, а послевоенный поэт. Я, безусловно, верю солдату и поэту Давиду Самойлову, что такой певец в войну был необходим: “Былым защитникам державы, нам не хватало Окуджавы”. Легко представить, что после боя очень хотелось послушать о том, “что я сказал медсестре Марии”, и о том, как “твои глаза” глядят на Смоленскую дорогу. Но Окуджавы как поэта тогда не было. А если бы и был, то “совесть эпохи” выражалась всё-таки не в том, что кто-то шёл, “играя автоматом”, а в том, что “идёт война народная, священная война”. В повести “Будь здоров, школяр!” Окуджава одним из первых (вслед за Виктором Некрасовым и Константином Воробьёвым) показал живые чувства живого человека на войне. Да, в 70-е годы, при засилье официозного изображения войны, это было важным. И это было правдой. Но есть правда и есть истина. Правда испугавшегося “школяра” и истина Русского Солдата, спасшего своё Отечество и весь мир. Нам необходимо знать и то и другое.

Но “совестью эпохи” испуганный “школяр” становился лишь тогда, когда начинал ощущать себя бесстрашным Русским Солдатом.

Следующая эпоха — “оттепель” конца 60-х — начала 70-х годов. Она, как известно, начинается в 1956 году, когда на XX съезде КПСС был разоблачён Сталин. В этом году начинается и поэт Булат Окуджава — в калужском издательстве газеты “Знамя” выходит его первый сборник “Лирика”. Открывается эта “лирика” стихотворением “Ленин”. Оно довольно длинное, поэтому цитирую только последние строфы:

Я не стану оценивать ни поэтическую, ни идейную сторону этих стихов. Но к ним надо отнестись вполне серьёзно, так как опубликованы они не легкомысленным “школяром”, а зрелым 32-летним человеком, за год до того (в 1955 году, а вовсе не в войну, как сейчас принято считать) вступившим в КПСС. Воспринимать этот факт можно по-разному. Но выбор всё-таки ограничен. Либо поэт был прав, и действительно всё “прекрасное создано с Лениным”. В таком случае Окуджава впоследствии предал прошедшую эпоху, а её знамя понесли Анпилов и его единомышленники. Либо Окуджава ошибался. Тогда он был не “совестью эпохи”, а выразителем её роковых ошибок и заблуждений. Есть и третье возможное решение: Окуджава ничего такого не думал, а писал про Ленина, “комиссаров в пыльных шлемах”, “комсомольских богинь” из конъюнктурных соображений. Ну тогда о совести вообще говорить не приходится. Других интерпретаций я не вижу.