Павел Уваров: Аженская комунна в описании В. И. Райцеса

Этот разговор показывает, что власти еще не представляют размеров грозящей опасности, они хоть и раздражены упрямством «негодяев», но пока вполне уверены в себе. А между тем опасность возрастала с каждой минутой. На улицах появлялись группы возбужденных людей. Везде, где показывался герой дня Клерге, его встречали возгласы одобрения, «ему говорили, что он хорошо сказал сегодня утром, что они разделяют его мнение».

Уже с самого начала движение приобрело некоторые элементы организации. Возможно, что у восставших существовал и план действий. Во всяком случае налицо некий порядок. По словам одного из участников, «жители из прихода Сент-Иллер, Сен-Крапази и Сен-Фуа имели своих капитанов, которые собирали каждый в своем квартале коммуну». Затем приходские отряды сошлись на улице Молинье, откуда двинулись к ратуше.

Предположение о предварительном плане все же маловероятн. Скорее всего это движение, как и во многих других городах, сразу же использовало готовые формы квартального ополчения. Именно на эти структуры возлагались заботы об охране ворот и организацию ночного патрулирования в случае опасности. В каждом квартале избирали своего капитана из числа достаточно активных и представив тельных горожан. Нагрузка эта не давала особых привилегий и власти, зато была хлопотным делом. Эти должности (квартальные старосты, десятские, капитаны) становились уделом достаточно авторитетных и, порой, весьма амбициозных горожан, не имевших по тем или иным причинам доступа к муниципальной власти. Для представителей патрициата куда более привлекательными выглядели высшие муниципальные или, еще лучше королевские должности. От «соседских», квартальных обязанностей они старались лишь, уклоняться. Но как показывает опыт социальной борьбы во французских городах и, в частности, в Париже, зря они недооценивали значения этих традиционных форм городской солидарности.

Шествие возглавлял молодой судовщик Антуан Шарль, который нес острием вверх обнаженную шпагу. Оборачиваясь к идущим сзади, он кричал: «Марш, марш! Коммуна! Вперед, вперед!» Его сопровождала толпа мальчишек, кричавших по его знаку: «Да здравствует король и коммуна!» За ним шли два сержанта коммуны с деревянными жезлами — «так, как если бы они были королевскими сержантами». Один из них был Клерге, жезл которого венчал букет цветов, и он твердил одно и то же: «Дети мои, вот уже 30 лет я мечтал об этом. Я дал вам хлеб в руки!» А дальше, вооруженные камнями, палками, шпагами и кинжалами шли восставшие, их число перевалило за тысячу. Кричали: «Да здравствует король и коммуна!» «Где воры-консулы? Их всех надо перебить и выбросить во рвы». Угрозы раздавались в адрес «присяжных» и других «жирных горожан». Прошли по центральным улицам, где в страхе позапирались в своих домах буржуа. В сумерках вступили на городскую площадь. Но она казалась безлюдной, а ратуша — запертой. На мгновение толпу охватила растерянность. Но тут мясник Пьер Лавиль заметил людей, спрятавшихся за угловым выступом дома. Он узнал консулов Годая и Альбрекомбра, «присяжных» Робера Легети и сьера дю Бюскона, а также трактирщика Луи Вергу. Они давно уже стояли в затененном месте, наблюдая за восставшими. «Какие новые поборы хотели вы сегодня ввести? Отвечайте немедленно!» — вскричал Лавиль. К ним уже бежали люди. Годай вырвался из рук мясника и скрылся в лавке аптекаря. «Если бы его схватили, то убили бы, — замечает очевидец, — потому что народ был охвачен сильной яростью».

Воспользовавшись тем, что толпа хлынула к аптеке, остальные «отцы города» укрылись в доме самого Годая, попав туда через соседний двор. Они забаррикадировались, ожидая штурма.

В жестах толпы, стихийно возродившей коммуну, с легкостью прочитываются ритуальные обоснования, проявлявшиеся и в других восстаниях. Самозванные «сержанты» сразу же взяли в руки символ власти — жезлы, ведущие свое происхождение он фасций римских ликторов. Во главе толпы оказался человек со шпагой, что символизировало военную силу коммуны. По его команде лозунги выкрикивает толпа мальчишек. Их участие указывало на чистоту помыслов восставших, ведь дети связывались с непорочностью, их действия носили заведомо бескорыстный и анонимный характер (заметим, что даже дотошные следователи не задались целью выяснить, кто из детей участвовал в шествии 2 июля). Действиям восставших придавался, таким образом, очистительный характер. Отсюда и намерение побросать трупы «воров-консулов» во рвы (риу15 — сточные канавы):