Юрий Поляков - Засекреченное будущее

За последние годы мало что изменилось, даже, по-моему, положение дел «на литературном фронте» ухудшилось. Захожу в Дом книги, надеваю маску и сразу за турникетом буквально натыкаюсь на стенд «Современная классика», снимаю с полки роман, увенчанный всевозможными премиями, раскрываю наугад и читаю: «…Кому-то дают по голове куском колбасы, и вот этот человек катится по наклонной плоскости и не может остановиться, и от этого качения кружится голова…» М-да… Революционера Баумана убили куском чугунной трубы… Но куском колбасы? Это как? Батоном сырокопченой — я еще могу понять. И то нелепо. Если это ирония, то она очевидна только автору, а это такой же верный признак графомании, как глухота к смысловым оттенкам. Плохого писателя выдают неточности, которых он не осознает — медведь на ухо наступил. Голова, как известно, кружится, когда человек стоит на ногах, но может и упасть. А от «качения» (то еще словечко!) «кружится» все тело, да еще как! Кстати, не нужно думать, что графоманы — это полуграмотные чудики. Сегодня иная беда — графоманы с высшим филологическим образованием. Автор пассажа про колбасу — доктор филологических наук, специалист по древнерусской литературе. Но зуд графомании одолевал и не таких корифеев науки. Почитайте стихи, к примеру, Сергея Аверинцева…

Но, может быть, мне просто не повезло? Беру другой том — роман свежего лауреата премии «Книга года», которую окормляет агентство «Роспечать» — это горе отечественной словесности. Открываю на первой странице: «…Жилось явно веселей, общественная активность поощрялась пуще прежнего, а те, кто хранил равнодушие к переменам, составляли обидно малое меньшинство…» И это проза? Допустим. Но, вообще-то, «хранить равнодушие» как-то не по-русски. Что же касается «малого меньшинства», то даже в школьном сочинении такой оборот считается стилистической ошибкой. А пятью строчками ниже у того же автора героиня безрезультатно «борется с собственным курением». Каково? Для таких опусов по аналогии со «Шнобелевской» премией в пору учреждать премию «Шняга года». Как мы могли скатиться до такого уровня? И разве нет хороших книг, написанных талантливыми авторами, владеющими литературным мастерством? Есть, конечно, но их немного и до массового читателя они почти не доходят. Почему? Давайте разбираться.

Для начала вспомним 1980-е. Позднюю советскую литературу, развивавшуюся в жестких идеологических рамках и ограниченную цензурой, можно было упрекнуть в чем угодно, но только не в низком профессиональном уровне. Ведущие писатели, в том числе лауреаты государственных премий и герои Социалистического Труда, являли читателям высокий уровень литературного мастерства: Юрий Бондарев, Владимир Богомолов, Юрий Трифонов, Виктор Астафьев, Михаил Алексеев, Фазиль Искандер, Андрей Битов, Владимир Солоухин, Валентин Распутин, Георгий Марков, Виктор Конецкий, Дмитрий Балашов, Василь Быков, Чингиз Айтматов, Владимир Орлов… Сейчас даже странно вспоминать, что таких мэтров, как Иван Стаднюк, Юлиан Семенов, Валентин Пикуль, Анатолий Рыбаков или Петр Проскурин, — критика, оценивая в целом высоко, упрекала в стилистических огрехах и художественных просчетах. Впрочем, это — «первачи». Но даже если мы сегодня разыщем на полке и откроем советских авторов «второго и третьего ряда», то обнаружим: их романы, повести, рассказы написаны на хорошем профессиональном уровне. Во всяком случае, колбасных черепно-мозговых травм и «малых меньшинств», борющихся с «собственным курением», вы там не найдете…

Каким образом поддерживался столь высокий профессиональный уровень? Этот вопрос, как тогда выражались, решался комплексно. Еще в конце 1920-х, обжегшись на «классовом» принципе оценки произведений и разочаровавшись в результатах «призыва ударников в литературу», советская власть, не теряя, разумеется, идеологической бдительности, сделала ставку на поиск талантов, их воспитание и профессиональную подготовку, в которой главное — преемственность опыта поколений. Отстраненные поначалу от литературного процесса «попутчики», а к ним причислялись, в частности, Алексей Толстой, Телешев, Тренев, Сергеев-Ценский, Вересаев и даже Горький, были вновь востребованы и вписаны в тогдашний идейно-эстетический и политический контекст. И не надо пугаться термина «соцреализм», он не страшней «постмодернизма». Именно «попутчики» сохранили школу и передали молодежи как эстафету требовательность к слову, установку на овладение мастерством, без чего невозможно творчество.