Ева Меркачёва - Тесак, Фургал и другие. «Странные» смерти, дела и быт в российских тюрьмах

Вообще, рожают заключенные не так часто. Вот на сегодняшний день в СИЗО № 6 всего девять мамочек с младенцами. И даже если выставить конвой для каждой из них — разве государство не может позволить себе это? Разве это дороже, чем какой-то стол для чиновничьего кабинета (недавно на сайте госзакупок в одном из регионов появился лот стола за 5 миллионов рублей)?

Нам приводят заключенных женщин-врачей. Сначала акушера-гинеколога Юлиану Иванову, потом ее коллегу Лилию Панаиоти. Помните, это громкое дело о торговле младенцами от суррогатных матерей? Медицинское и правозащитное сообщества считают его абсурдным. Из-за этой истории рожденные малыши до сих пор не могут воссоединиться со своими биологическими родителями. И вообще, из-за возбуждения уголовного дела пострадали совершенно не связанные с ним семьи, у которых дети были рождены на территории России благодаря программе суррогатного материнства (а это примерно тысяча младенцев в год).

— Я в СИЗО уже четыре месяца, — говорит Панаиоти. — За все время только один раз приходил следователь и провел допрос. Больше никаких следственных действий. А суд продлевает и продлевает меру пресечения. Зачем мы, врачи, здесь? У нас у всех дома есть собственные дети, которые ждут.

Акушер-гинеколог Юлиана Иванова рассказывает, что даже адвоката к ней не пускает следователь.

— В сентябре я еще решила сменить защитника, — говорит Иванова. — Новый адвокат попыталась пройти ко мне в СИЗО, но ее не пустили. И до сих пор ее не пускают, хотя прошло уже столько месяцев. Что говорят? Якобы есть обращение руководителя следственной группы, который запрещает встречу с новыми адвокатами без разрешения следователя. Мой адвокат пыталась такое разрешение получить, но следователь не отвечает ни на звонки, ни на письма. Это вообще законно?

Конечно, нет! Закон говорит: никакого разрешения следователя не нужно.

А сами акушеры-гинекологи сказали членам ОНК, что хотели бы в женском СИЗО оказывать гинекологическую помощь заключенным. «Тогда в нашем аресте был бы хоть какой-то смысл, — заметили они. — Тут ведь почти всем женщинам нужна такая помощь».

Иванова и Панаиоти — врачи с многолетним опытом и стажем, помогли вылечить только бесплодие тысячам женщин. Но закон запрещает использовать труд одних заключенных в СИЗО во благо другим.

Малыши рождались и будут рождаться, каким бы уголовным преследованиям ни подвергались их родители (заслуженно или нет). Но если мы живем в демократическом правовом государстве, то не должны позволять следственному катку проезжать по детям. Хорошо бы, чтобы пленум ВС по мерам пресечения обязал суды каждый раз выяснять и сопоставлять интересы следствия с интересами несовершеннолетних детей обвиняемых. И не помещать пап и мам в СИЗО, если это лучше обеспечит права детей на медицинскую помощь и развитие рядом с родителем.

Заключённые единственного в Москве женского СИЗО написали в начале 2021 года коллективное письмо в Госдуму и Совет Федерации. Женщины-арестантки рассказывают о пытке. Она выражается в том, что им запрещено звонить домой, детям. Они просят депутатов и сенаторов помочь.

Тему звонков и свиданий, которые по-нынешнему нынешнему законодательству полагаются только с разрешения следствия, мы поднимали не раз. И все же пронзительное письмо женщин раскрывает проблему (они ее называют «кровоточащей») с новых сторон.

«Ежегодно ФСИН тратит колоссальные средства на борьбу с запрещенными в СИЗО мобильными телефонами, — пишут арестантки. — Но никто не задает вопрос о причинах проноса мобильников и не предлагает альтернативы людям, содержащимся в учреждениях. В подавляющем большинстве случаев запрещенные средства мобильной связи используются заключенными не для продолжения преступной деятельности, а как единственный способ общения с родными и близкими. Отсутствие этого общения в течение подчас всего периода заключения (который может быть весьма продолжительным) ведет к нарушению социальных связей людей, вина которых еще не доказана. А даже если человек виноват, цель пенитенциарной системы исправить его, вернув в общество полноценным членом, а не окончательно разорвать его связь с семьей, сделав нецелесообразным сам факт возвращения».

Не так давно как раз в женском СИЗО № 6 произошла показательная сцена. У одной из сиделиц нашли мобильник, вызвали на комиссию, где принимается решение о наказании. А она сразу заявила: «Карцера не боюсь. Отсижу, вернусь в камеру и снова буду искать возможность раздобыть телефон. У меня дома трое детей. Я должна знать, как они, и говорить с ними». Членам комиссии было не по себе после ее слов. Законное право наказать у них есть, а вот моральное? В итоге женщина все равно попала в карцер. И такие истории, увы, стали обыденностью. Средняя цена мобильника в московских СИЗО равна сегодня 40 тысячам рублей, но люди зачастую предпочитают экономить на продуктах, но только иметь телефон.