Михаил Веллер - Поправки к отражениям

В 1795, после подавления восстания, произошел Третий раздел Польши, окончательный, она перестала существовать как государство. Имение оказалось на российской территории и в новых условиях было отобрано влиятельным лицом. Семья осталась без средств и без кормильца.

Мальчику было девять лет, когда мать повезла его в Петербург и пристроила, как дворянского сына, в Первый Санкт-Петербургский кадетский корпус (на тот момент он назывался Императорский сухопутный шляхетный кадетский корпус). Там Ян Тадеуш стал Фаддеем, там провел восемь лет; и это не были легкие годы.

Помогло то, что на тот момент директором корпуса был генерал граф Ферзен, известный по подавлению польского восстания — который прежде стоял штаб-квартирой в Несвиже, близ него было имение Булгариных, с кем он водил знакомство, и помнил мать и маленького мальчика, который рубил мебель и бил посуду, объявляя, что это он бьет москалей: родители конфузились, генерал забавлялся.

И. Ну представьте: вот недавно подавлено восстание польских мятежников против России и православного царя, вот Польша теперь часть Российской Империи, мы самые сильные и главные, всех врагов гнем в бараний рог. Ну, и как живется польскому мальчику, не шибко и говорящему по-русски, в таком закрытом мальчишеском коллективе? А его с детства учили гордиться своим родом, своей историей. Для начала на новичке оттаптываются: дразнят, травят, бьют морду. А еще старшие «цукали» младшим: традиции дедовщины в армии — они имеют очень древние корни, знаете. Вообще несладкое детство, и травмы в душе остаются на всю жизнь; это уже прекрасная основа для будущего писательства.

Поймите, пожалуйста: кадетское училище — это не Царскосельский лицей, порядки и нравы здесь иные, закрытая военная система. И вот побежденный — живет и учится среди победителей! А мальчишеские нравы жестоки, правила круты, жаловаться некому и нельзя. Казарма мнет и лепит человека по установленному образцу.

Что такое отрок — польский шляхтич? Это впитанное с молоком матери национальное самосознание. В Польше уже двести лет существовала конституция! И гетманы гетманами, короли королями, а была она по конституции той «шляхетской республикой». И помнила недавнее время своего величия — самое большое в истории государство славян, от Балтики до Черного моря, могучее, культурное, европейское. И развитое уже в XVI веке книгопечатание, тысячи светских книг, Краковский университет вообще в 1364 году основан, в Московской Руси еще Мамаево побоище не произошло; когда Коперник распространял в Европе свою гелиоцентрическую теорию, в деревянной Москве правил юный Василий III, а будущая мать Ивана Грозного Елена Глинская бегала маленькой девочкой — в родном Великом княжестве Литовском, кстати. А русские, кстати, почитались в Польше не только ныне оккупантами и захватчиками, но вообще московитскими варварами. Так это же надо понять! И знать, учесть! Каково было польскому мальчику, юному родовитому шляхтичу оккупированной страны, расти и воспитываться среди победителей! Эти внутренние терзания, недоумения, унижения незаслуженные, беспомощность и бессилие, сознание полной безысходности своего положения — вы что думаете, такое детство забывается? Думаете, это ничего не значит? А в углу казенной спальни давно не плакали, откуда выхода нет? И дома своего нет, и отца нет и не будет?

Вот что я вам скажу. Не были вы изгоем, не принадлежали к «национальному меньшинству», не били вас за это и не травили, не воспитывались вы в казарме оккупантов, сунутый туда с плохим знанием их языка; не гнали вас из собственного дома, не сажали отца, не прожили вы жизнь в оккупации, не лишалась родина ваша независимости и самостоятельности. А если с вами такое происходило, и вы все равно ничего не поняли, каково это ребенку, гордому мальчику, — что с вас, скотов, взять: скудная прямота мыслей ваших и тупость чувств сочетаются в совершеннейшей гармонии. Конец лирического отступления. (Разумеется, «скоты» — это ни в коем случае не о присутствующих, это об отсутствующих здесь несогласных, вы поняли, конечно.)

Вытерпел! Прижился, приспособился, сформировался в той атмосфере. Поставишь себя, привыкнешь, обомнешься — и любые ребята увидятся тебе нормальными пацанами, у всех свои хорошие черты, со всеми, в общем, поладить можно. Да и преподавали в корпусе прилично, и кадеты были не идиоты, и языки давали, и книжки читали некоторые умные; и даже стихи начал сочинять наш кадет, и сатиры, и басни, — овладел, в общем, русским языком.