Андреа Дворкин - Порнография и гражданские права

Из-за того что утверждение неравенства подразумевает изъятие власти у тех, кто имеет ее, эта власть защищается законом. Те же, кто имеет неправомерную власть, ненавидят равенство и противятся ему. Они защищают свой статус посредством фанатизма и насилия или фальсификации и интеллекта. Они находят возвышенные и сильные причины и говорят, какую важную роль играет право голоса. Они говорят, что эти права будут потеряны, если общество изменится. Это означает, что их власть будет потеряна. И это правда.

Конституция, включая Билль о Правах (первые десять поправок Конституции), служит для защиты неправомерной власти и для охраны неравенства и эксплуатации. Это закономерно, ведь черные и женщины не были признаны за полноценных людей, и их неравное положение было встроено в изначальную структуру конституционного права. Нам необходимо установить легальное требование равенства. Без равенства, выступающего как фундаментальное благо, «права» являют собой просто эвфемизм для слова «власть», и легальная защита доминирования будет продолжаться до устранения какого-либо реального равенства.

Принципы:

1. Равенство означает, что кто-то теряет власть, ее у него забирают. Ему это не нравится, он борется с этим. Он сам и закон называет эту его власть «правами».

2. Ситуация проста: если забрать власть у эксплуататоров, то права эксплуатированных расширятся и умножатся.

3. Конституция США, включая Билль о правах, защищает неверную силу, замаскированную под права. Строгие законы о равенстве могут это изменить. Нам необходимо сделать равенство важнейшей общественной целью.

Порнография и гражданские права

Закон обычно рассматривает порнографию как вопрос частной нравственности и публичной морали, а не вопрос вреда здоровью личности и коллективного абьюза. Закон о порнографии регулирует нравственность, он не занимается общественной и личной безопасностью или гражданским равенством. Когда в суде или вне его обсуждают порнографию, то говорят о том, должно ли правительство контролировать этот бизнес и следить за тем, чтобы секс описывали и показывали только в положительном ключе, но не о том, что правительству следует устранить эксплуатацию лишенных власти ради выгоды и наслаждения власть имущих. Заранее учитывается, вредна ли будет порнография «социальной структуре»; и никогда особенно не учитывается, нанесет ли она ущерб отдельным индивидам или определенным социальным группам.

Поскольку традиционно считается, что порнография может лишь нарушить идею общества, в котором люди хотят жить, вопрос порнографии не требует изучения того, чьи права ущемляются, и кому это сходит с рук. Как только порнография стала скорее понятием, чем деятельностью, скорее мыслью, чем действием, больше в головах людей, чем в мире, ее последствия неизбежно стали выглядеть иллюзорными и бездоказательными, скорее абстрактными, чем реальными. Так что и порнография, и то, что она делает в глазах смотрящего, — это вопрос того, что люди думают, видя порнографию, вопрос точки зрения. А поскольку приемлемым решением для разных взглядов на мораль является взаимная терпимость, вред, причиняемый одному человеку, считается просто иной социальной ценностью, а порнографическая индустрия в Соединенных Штатах за последние десять лет стала вдвое больше без эффективных вмешательств со стороны судов.

Закон ошибался. Под покровом юридического тумана о непристойном поведении, щитом закона о неприкосновенности частной жизни и извращенно жестокой шутки закона против проституции скрывалась настоящая торговля людьми с помощью их принуждения или захвата, а иногда — использования их бессилия, социальной бесполезности, отсутствия выбора и доверия к ним, из отчаяния и их надежды. Защищенный от взглядов общества, отчасти благодаря сотрудничеству с законом, этот жестокий продукт создавался жестокими людьми из кожи, крови и разрушенных жизней. Также сокрыты были бесстыдные спекулятивные операции в пришедших в упадок городских районах, договоренности о замалчивании с беспринципными политиками и судьями, выкручивание рук много болтавшим, взятие под контроль сетей распространения журнальной продукции, как и тайное управление законными развлекательными сферами, угрозы и саботаж личной, профессиональной и общественной жизни всех тех, кто вставал на пути, и откровенно неприкрытая покупка либеральной благонадежности, выставляющей торговлю людьми (этот аукционный помост в каждом киоске страны) как этичный способ достижения сексуальной свободы и свободы самовыражения и стигматизирующей любые высказывания или действия на этот счет как цензуру.