Юрий Жданов - Во мгле противоречий

Атаку на кибернетику начала «Литературная газета» 5 апреля 1952 г. статьей Ярошевского «Кибернетика – „наука“ мракобесов». В конце 1953 г. в журнале «Вопросы философии» № 5 под псевдонимом «Материалист» публикуется статья «Кому служит кибернетика?» В том же году кибернетику обвиняют во всех смертных грехах издатели сборника «Теория передачи электрических сигналов при наличии помех». В предисловии к этому сборнику говорится: «Все эти попытки придать кибернетике наукообразный характер с помощью заимствованных из другой области терминов и понятий отнюдь не делают кибернетику наукой – она остается лженаукой, созданной реакционерами от науки и философствующими невеждами, находящимися в плену идеализма и метафизики». Аналогичная позиция отражена в «Кратком философском словаре» в 1954 г.

Мне в защиту кибернетики пришлось выступать, находясь в Ростове, на что и указывает Лорен Грехэм. Кстати, в Ростове прошли все нейрокибернетические конференции с международным участием.

Но в Ростове происходили и иные события.

Где-то осенью 1964 г. меня неожиданно пригласили в Ростовский обком партии и сообщили, что на следующий день я к такому-то часу должен быть на станции Крыловская Северо-Кавказской железной дороги, куда подойдет литер с юга. Там должен принять меня Никита Сергеевич Хрущев.

Это было совершенно неожиданно, хотя на протяжении многих лет нас связывали какие-то флюиды. Н.С.Хрущев с симпатией относился к моему отцу, нередко к новогодним праздникам даже присылал моченые арбузы.

В марте 1953 г. после известных событий три секретаря ЦК Суслов, Поспелов и Шаталин пригласили меня к себе и, спросив, где я работал до аппарата ЦК (хотя они, несомненно, это знали), объявили, что мне и следует вернуться в Московский университет. Однако через неделю что-то произошло: меня вновь пригласила упомянутая троица и сообщила, что мне необходимо на пару лет уехать из Москвы для приобретения опыта местной партийной работы. Это была депортация. Были предложены Челябинский и Ростовский отделы науки обкомов партии. Я согласился на Ростов, где некогда раньше живал. Пара лет превратились в судьбу, но это уже другой разговор.

Было ясно, что кто-то вмешался в решение вопроса и, судя по составу троицы – не менее, чем первый секретарь ЦК. Это не мог быть Маленков, отношение которого к нашей фамилии было известно. Это не мог быть Берия, в проскрипционных списках которого я имел честь числиться под №117 (об этом информировал меня зав. отделом административных органов ЦК КПСС Афанасий Лукьянович Дедов, который после ареста Берии был привлечен к разбору его архива).

Более того, летом 1954 г., когда я работал в Ростовском обкоме, неожиданно меня вызвали на ВЧ. Говорил Никита Сергеевич. Вот его слова: «Мы с Булганиным решили, что Вам следует вернуться на работу в Москву. Как Вы относитесь?» Я поблагодарил Никиту Сергеевича и сказал, что готов с полней энергией работать там, куда меня направит ЦК. Однако, по-видимому, не все вопросы решали Хрущев и Булганин: разговор не имел последствий.

Таково предисловие встречи в Крыловской. Станция расположена примерно в ста километрах от Ростова среди чудесных кубанских степей. Я подъехал заблаговременно и оказался на совершенно пустом перроне. Внезапно из будки выскочил железнодорожник: «Вы такой-то?»

– «Да».

– «Что же Вы не сообщили, вот и литер уже идет». Я, разумеется, попросту не знал, кому докладываться, а литер действительно тормозил у перрона.

Открылась дверь. Меня пригласили в салон. Там стоял стол, застланный белой скатертью, на которой не было ничего, кроме маленькой коробочки с лекарствами. За столом в одиночестве сидел Никита Сергеевич, его первая реплика была ошеломляющей:

– Я тоже выступал против Лысенко, был его противником.

Хрущев подробно рассказал, как ему на Украине пришлось вести борьбу за расширение посевов озимой пшеницы и сокращение яровой, поскольку последняя, несмотря на свои высокие качества, дает неустойчивые и низкие урожаи, плохо перезимовывая в южных районах. Позицию украинцев не поддержал Лысенко, подвергнув их критике на страницах печати. Хрущев предполагал, что это выступление Лысенко было инспирировано Маленковым.

Что же изменило позицию Хрущева? По его словам, предложение Лысенко улучшить показатели молочного стада коров путем скрещивания с джерсейской породой. Эти «жирномолочные» джерсейские бычки получили на время широкое признание, благодаря очередному пропагандистскому шуму со стороны Лысенко. Вероятно, против этих бычков нечего возразить. Однако позже я выяснил, что и эта идея не была оригинальной. Попалась мне книга известного русского животновода Е.А.Богданова «Менделизм и теория скрещивания», изданная студентами Московского сельскохозяйственного института еще в 1914 г. Так вот в этой книге рассказано о том, как скрещивание джерсейской породы с красным датским скотом или абердин-ангусами дает прирост жирности в молоке.