Владимир Легойда - Церковь, возвышающая голос

А есть вопросы, по которым у Церкви нет и не может быть официальной точки зрения. Это тоже приходится объяснять. Например, нам говорят: «А вот некий спектакль поставили. Какова официальная точка зрения Церкви?». Или: «Какова официальная точка зрения Церкви по поводу ГМО?». Нет официальной точки зрения у Церкви по поводу ГМО. И не факт, что она обязательно должна быть. Вы, дорогие друзья, сами сначала спрашиваете у нас про каждый чих, а потом говорите: «Зачем вы туда лезете?». Но Церковь — она не про ГМО. Церковь, конечно, про здоровье — но духовное.

— Мне кажется, вы свою задачу, в некотором смысле, видите в снижении градуса публичной одиозности.

— Скорее, в повышении градуса внимания к Евангелию, если можно так сказать. Я не считаю, что есть какой-то градус одиозности. Я вижу свою основную задачу в том, чтобы с помощью коллег-журналистов объяснить людям, про что Церковь, для чего Церковь. У нее есть институциональное измерение, есть социальное, но она к этому не сводится и не этим живет. Есть какие-то более локальные задачи, например, ложные стереотипы, особенно в молодежной среде. Скажем, о том, что Церковь — это место, где сидят и ждут, как бы заставить бедного молодого человека это не есть, с этим не спать, так не танцевать, так не одеваться. Я готов тратить время, силы, убеждать и показывать, что Церковь не про запреты. Церковь про Христа. Про того Христа, о котором Достоевский, быть может, богословски неточно, но очень пронзительно сказал, что если бы ему доказали, что истина вне Христа, то он бы желал остаться с Христом, не с истиной.

— Я не могу сказать, что прямо мечтаю залезть в эту тему, но вопрос, с кем спать, Церковь развивает как никакой другой.

— Нет, это как раз не так. У Церкви есть свое отношение к ценности брака и отношениям мужчины и женщины, в том числе к физической близости. Церковь выступает только за то, чтобы эти отношения не профанировались. Чтобы то высокое, о чем в Библии сказано, что двое становятся в плоть едину, не превращалось в проходную вещь — как стакан воды выпить. И вообще Евангелие в широком смысле — не про то, каким человек был, и даже не про то, какой человек есть. Евангелие про то, каким человек может стать. Христос пришел не для того, чтобы человеку сказать: «Ты плохой». А для того, чтобы сказать: «Иди за Мной, ты сможешь стать таким, как Я».

— И все же любопытно, что после встречи Патриарха и Папы одной из самых громких новостей было совместное осуждение однополых браков. Я не требую от Церкви светской гибкости, но из ее уст часто раздается гомофобная риторика.

— Это, безусловно, не самый громкий результат общения Патриарха с Папой. Основной результат встречи — признание факта, что в цивилизованном и просвещенном XXI веке христиане — самая преследуемая религия в мире. Этой темы не было в СМИ три года назад, два года назад, даже год назад. Представители Русской Православной Церкви в разных международных организациях говорили, что христиан преследуют именно за то, что они христиане, а им отвечали: «Да ну что вы, да этого не может быть. Просто идут военные конфликты, в которых гибнут люди, в том числе христиане». А сейчас все признали, что это не так, что христиане гибнут именно потому, что они верят во Христа. Вдумайтесь: в современном мире каждые пять минут гибнет христианин. Об этом широко узнали и везде заговорили именно после встречи Патриарха с Папой. А вы говорите, гомофобия — главная тема.

Что же касается позиции Церкви по поводу так называемой однополой любви, то позицию эту совершенно неверно и некорректно сводить к тому, что вы назвали гомофобной риторикой. В Церкви существует фундаментальное положение, согласно которому должен жить и каждый христианин, и Церковь в целом. Это дифференциация греха и грешника. Грех — это то, что плохо, что нельзя принять, с нормальностью чего нельзя согласиться. Нельзя то, что плохо, называть хорошим. Тем более, чтобы всем понравиться или показать «широту взглядов». Нельзя. Но грешник — это человек, который заслуживает снисхождения, помощи, милосердия, молитвы. Так вот, когда ты это понимаешь, все становится на свои места. Христиане не могут и не должны призывать к осуждению людей, но они не могут на то, что названо в Библии «мерзость перед Господом», говорить: «Вы знаете, это такая замечательная, хорошая штука». Нельзя поддерживать пропаганду греха. Понимаю, что кому-то это не нравится. Я недавно выступал в Лондоне в знаменитом Chatham House, Королевском институте международных отношений. Пригласили рассказать о Русской Церкви. Поскольку это все было на английском, я своему знакомому профессору из Штатов отправил заранее текст, чтобы он его просмотрел — на предмет языка. И он сказал: «Вот вы здесь в конце пишете про то, что Церковь выступает за традиционное понимание нравственности, против однополых браков. Будьте очень осторожны, вы разворошите улей, с вами полтора часа будут говорить только про это». Я говорю: «Я не могу скрывать позицию Церкви — это нечестно». Он: «Вы не представляете, как все изменилось за последние пять лет. Даже семейная тема на Западе подается в первую очередь в контексте однополых союзов, их прав удочерять и усыновлять». И я понимаю, как это выглядит в глазах «просвещенной» публики здесь. Это как раз к вопросу о том, на какие компромиссы Церковь может идти или не может. Пастырь Церкви и любой христианин не имеет права, если у него есть такие знакомые, их ненавидеть. Но он и не может соглашаться с их поведением. И это не особое отношение к гомосексуалистам, это отношение к любому грешнику и любому греху. В других или в себе.