Наталья Сорокина - Грузинское вино - ренессанс

Я открыл багажник и начал загружать его вещами пассажиров. Мольберт и мирный рулон бумаги прошли мою таможню беспрепятственно, но, взявшись за ручку тяжеленной спортивной сумки, я усышал неповторимый звон стеклотары. Причем, судя по весу, не пустой.

– Это еще что?

– Как полагается, – невозмутимо ответил Лаша, – пиво, чача…

– По святым местам едем, как просили. Жара – сорок градусов. Какая, на хрен, чача?!

– Какая надо, – обиженно сказал Зура, – 75 оборотов. В ложке горит.

Следующая сумка оказалась ещё интереснее. Это был чехол из-под мужского костюма, облегающий нечто куполообразное. В прозрачное целлофановое окошко для ткани я разглядел какие-то проволоки или прутья. Сначала я решил, что это неоконченный архитектурный макет или каркас скульптуры, но тут внутри раздались скребущие звуки. Я, подняв бровь, обернулся к Зуре.

– Попугай. Ну… в клетке, – смущенно пояснил он. – Не хочу на три дня бросать.

– Хорошо, что коня у тебя нет. Или жирафа. Ты где его взял вообще?

– Видишь ли, интерьер я делал. В загородном доме. Мужику одному непростому. Ау него на участке зоопарк свой, прикинь?! Все серьезно: выдры там, ежики… Хамелеон даже. Ну, он мне и предложил…

– А почем выдры? – вдруг резко перебил Лаша.

– Да нет, при чем тут… Он В ПОДАРОК мне зверя предложил. Любого. На выбор. Я говорю: «Меня они как-то не вставляют, я, мол, птиц люблю.» «C птицами засада, – отвечает, – они, сука, разлетаются. Но чего-нибудь подберем». Коршуна мне чуть не втюхал. Я уперся, как умел, – где я тебе его выгуливать буду?! Еле отбился, но попугая пришлось принять.

– Говорит?

– Да нет, помалкивает по большей части. Так, что-то невнятное под нос сам на сам шебуршит и все. Он, по-моему, молодой еще – опыта набирается.

Молодой попугай оказался белым какаду. К своему имени – Эдичка – он проявлял легкий, но беззвучный интерес и, в целом, за всю дорогу ни разу не потревожил, чего нельзя было сказать о его спутниках.

Я быстро понял, зачем нужна была чача – нейтрализовать избыточную активность. Причем это касалось обоих моих пассажиров. Существуют химические вещества, которые сами по себе абсолютно безобидны, но вступив в соединение, образуют взрывчатую смесь. Этих людей просто раздувало от общих воспоминаний, причем точка зрения на совместно пережитые события почти всегда была различной, так что спорили они беспрерывно, всю дорогу обсуждая то ночную драку с пограничниками на батумском причале, то какую-то Манану с большими грудями, то Лашину гонорею. Наконец, уже во Владимире, Лаша стал проситься в пятиэтажную гостиницу советского вида, – ему вдруг ужасно понравился швейцар в лиловом кителе с золотыми эполетами, – гусар, ни дать, ни взять.

– Вот сейчас лыжи снимем, перекурим и айда на зарисовки, – успокоил его Зура. – Раз тебя так придавило в гостиницу заселяться, давай хоть, по крайней мере, вещи из багажника в номер сгрузим. И попугая…

Нас встретила волоокая девица с низким эротичным голосом, кустодиевскими формами и честно заплетенной косой. Гостиница была почти пустой, день – почти оконченным, и заселились мы довольно резво.

– Вы что больше любите, мартини или шампанское? – спросил Лаша у кустодиевской барышни.

– Шоколад, горький, – простонала она. – А вы грузин?

– Еще какой! – ответил Лаша.

Первое, что сделал Зура, войдя в номер – засунул стоящие на столе пустые граненые стаканы в морозильную камеру. Чачи было две бутылки, пивных – штук двадцать, и мы затолкали в холодильник, сколько смогли. Попугая из клетки выпустили, – пусть резвится, распаковали мольберт и краски, выгребли из-под сменной одежды в сумке фотоаппарат, – полная боеготовность. Лаша открыл холодильник и достал запотевшие стаканы. Затем чачу.

– Говорят, что Модильяни чередовал пьянство с живописью, а Пиросмани – совмещал, – доверительно сообщил он. – Поэтому, я считаю, – Пиросмани талантливее.

Чача провалилась легко, но мгновенно заполнила все тело от стоп до висков. Тело попросило добавки. Так, перекладывая алкоголь сыром и виноградом, по всем правилам добрались до дна емкости. А потом и следующей. Ах да, живопись…

До пленэра дело не дошло, и живопись эта случилась прямо в номере. Зура начал первым – расписал гуашью лашину физиономию в стиле боевой раскраски какого-то невнятного племени.

– Вот, – сказал он. – Афрогрузин.

– Ох, я тебе сейчас устрою фейс-арт, – пообещал Лаша, увидев себя в зеркало.

После нанесения принудительного макияжа Зура стал похож на резервного участника группы «Kiss», а мою свежевыбритую лысину расписали в стиле битловского мультфильма «Yellow Submarine». Мне понравилось. Всегда симпатизировал хипам.