Александр Севастьянов - Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса

С чем же связано необыкновенно устойчивое представление о том, что русская интеллигенция отличалась не просто народолюбием, а прямо-таки народопоклонством, что она вся была пропитана чувством долга перед народом и готовностью принести себя ему в жертву? Это представление разделяли и тогда, до революции, и сейчас весьма многие, даже те, кто относится к этой черте интеллигенции с неодобрением. Но не может же быть дыма без огня! Не в этом ли народопоклонстве — коренное внеисторическое отличие русской интеллигенции от европейских интеллектуалов?

Судя по тому, что было сказано выше, считать это свойство ни внеисторическим, ни коренным никак нельзя. Раскроем же его историческую, временн у ю — и вр е менную! — сущность.

С ПЕТРОВСКИХ времен интеллигенция росла, питаемая, в основном, тремя сословиями: дворянством, духовенством, разночинцами. Процесс развивался быстро, но все же Россия на несколько веков отстала в этом отношении от Европы. Достаточно сказать, что там университеты появляются в XII веке, а у нас — в XVIII, вместе с технической школой. Однако уже к середине XIX в. в России накапливается настолько значительный контингент интеллигенции, что писатели и публицисты обращают на него серьезное внимание. Отсюда берет отсчет история нашего интеллигентского самосознания.

Первоначальную установку в этом вопросе отразил В. Даль, зафиксировавший объективное научное понимание интеллигенции как «разумной, образованной, умственно развитой части жителей». Как видим, эта первичная формулировка игнорирует нравственный аспект вообще и отношение к народу в частности.

Но вскоре в процессах формирования и осмысления интеллигенции произошел гигантский количественно-качественный скачок. Он был обусловлен социально-политическими реформами: крестьянской, земской, университетской и другими. В считанные годы радикально изменился социальный состав интеллигенции. За 1860-1890-е гг. к людям умственного труда «обвально» добавился огромный контингент вчерашних крестьян и крестьянских детей, получивших свободу и образование в результате этих реформ. Связанные и кровным родством, и родом деятельности тысячью нитей с простым народом, эти новоиспеченные инженеры, земские врачи и учителя — вчерашние жители деревни — были объединены общим комплексом идейных установок, общей шкалой моральных ценностей. Обостренная любовь к народу, чувство неоплатного долга перед ним, идея беззаветного служения ему — таковы были доминанты этого специфического сознания. А появившийся в результате тех же реформ тип «кающегося дворянина» как бы подкрепил эту идеологию своим существованием.

Положение усугублялось тем, что среди властителей душ, лидеров этого поколения интеллигенции, стояли, заслоняя всех — деклассирующихся дворян, чиновников и других — поповичи : Чернышевский, Добролюбов, Помяловский, Левитов, Каронин-Петропавловский и другие. Внуками священнослужителей были Белинский, Достоевский, Глеб Успенский, Златовратский. Не только эти лидеры, но и неисчислимые участники и сочувствователи демократического движения были связаны происхождением с духовенством. И эта связь была не просто формально-фамильной: семейное воспитание, учеба в духовных заведениях, круг детского и юношеского чтения, система ценностей — все это укрепляло определенные черты сознания. Жертвенность, стремление видеть в ближнем брата («все мы братья во Адаме»), твердая убежденность в изначальном равенстве людей («перед Богом — все равны»), вера в грядущее царство добра, правды, справедливости — таково главное духовное наследие, перенесенное демократами-поповичами из лона христианства в общественную мысль.

Специфическое социальное происхождение огромной массы интеллигенции и ее лидеров последней трети XIX века и обусловило тот нравственно-психологический тип , который современная ему мысль народников осмыслила как «истинного русского интеллигента» . Неудивительно, что главный акцент в народнической трактовке падал на неформальные признаки: народолюбие, нравственные критерии деятельности, «прогрессивную» идеологию . Исторически это, как мы видим, вполне объяснимо.

Но идейно-этическую специфику русской интеллигенции данного исторического периода народники с восторгом абсолютизировали. Ну как же! Нигде в мире нет такой интеллигенции! А если где-то какая-то интеллигенция не такая, то значит и вовсе она не интеллигенция — утверждали Лавров, Михайловский, Иванов-Разумник и их последователи. У Лаврова был наготове и ярлык: «дикари высшей культуры» — для тех, кто не подходил под его мерку «истинной интеллигенции».