Игорь Ефимов - Феномен войны

Выпускники Кембриджа и Оксфорда в Англии дали торжественную клятву не брать в руки оружие, и премьер-министр Чемберлен повторял без конца главный догмат своих политических верований: «Никто не хочет войны». На Черчилля, призывавшего страну вооружаться перед лицом Гитлеровской угрозы, смотрели как на безумного поджигателя новой бойни, сделали политическим изгоем, Би-Би-Си отказывало ему в праве выступать по государственному радио. Тем не менее массовое безумие народов произошло и получило название Вторая мировая война.

Сегодня главные надежды на поддержание мира возлагаются на Организацию Объединённых Наций. Разве не может это уважаемое международное собрание послужить арбитром, разбирающим конфликты между народами и находящим мирные способы удовлетворения справедливых стремлений и требований различных государств и наций? Верховный орган ООН, Совет Безопасности, даже облечён властью осудить очередного агрессора и санкционировать военное противодействие ему со стороны других народов или направить миротворческие силы в район очередного конфликта.

Отдадим должное ООН — эта организация способствовала тому, что за прошедшие 70 лет множество местных войн не разрослись в общепланетный пожар. Но неподвластными международным усилиям остаются военные конфликты, загорающиеся между различными этносами или религиозными группами внутри отдельных независимых государств.

Есть ли у нас надежда на то, что страх перед термоядерным оружием сможет удержать человечество от новой большой войны? Сознаюсь, моего заряда оптимизма не хватает на то, чтобы тешить себя подобным упованием. Недаром в годы холодной войны тактика взаимного сдерживания двух враждебных лагерей обозначалась английской абревиатурой MAD (Mutual Assured Destruction), что в переводе на русский означает «безумный». А мы знаем, что массовые сумасшествия народов случались в мировой истории с такой же неизбежностью, как извержения, ураганы, землетрясения.

Пока Творец не стёр нас с поверхности Земли термоядерной тряпкой, как стирают с доски неудачную формулу, нам стоит всё же направить Его дар разумного сознания и вглядеться в феномен войны холодным взглядом исследователя. Для этого нам придётся постоянно обуздывать свою привычку спешить с нравственным осуждением или оправданием человеческих деяний и порывов. Понятия правоты-неправоты применимы только внутри того или иного исторического социума. Когда же мы пытаемся исследовать противоборство различных социумов, нам оставлен только критерий «кто оказался сильнее, живучее, долговечнее».

Именно здесь таится главная трудность, мешающая плодотворному научному анализу военных конфликтов. Как и остальные отрасли науки, политическая философия находится в ведении людей разумных, объективных, умеющих контролировать бушевание собственных эмоций. Когда они сталкиваются со взрывами человеческих страстей в исторических катаклизмах, им крайне трудно допустить предположение, что человек способен наслаждаться насилием, разбоем, убийством как таковыми. Они любой ценой пытаются истолковать погромы, нашествия, массовый террор как некие нетипичные отклонения, порождённые, конечно же, теми или иными внешними причинами или кровожадностью прорвавшихся к власти лидеров.

Новый подход должен состоять в том, чтобы вглядеться в этот хаос с таким же хладнокровием, с каким Менделеев вглядывался во взаимодействие элементов друг с другом. Лесные пожары могут возникать и распространяться причудливо, но где-то в глубине это всегда будет взаимодействие углерода древесины с кислородом атмосферы. Мы можем провести сортировку различных войн по разным признакам, но сначала следует вглядеться в микроклетку военных пожаров, в порывы индивидуальной человеческой воли.

Что же мы знаем об этих порывах? Уже премудрый Экклезиаст вынужден был развести руками и признать, что «всему своё время, и время всякой вещи под небом… Время убивать и время врачевать; время разрушать и время строить… Время разбрасывать камни; и время собирать камни… Время раздирать, и время сшивать… Время любить и время ненавидеть; время войне, и время миру» (Ек., 3:3–8).

Толстой, вглядываясь в феномен войны, пишет во Втором эпилоге к «Войне и миру»: «Движение народов производит не власть, не умственная деятельность, даже не соединение того и другого, как то думали историки, но деятельность всех людей, принимающих участие в событии». [2] Толстой, «Война и мир», ук. соч., т. 8, стр. 262.

Читать дальше