Леонид Млечин: Тайная дипломатия Кремля

Но Ленин знал цену такой публицистике и легко менял гнев на милость, если недавний объект уничтожающей критики оказывался политическим союзником. Люди, которых он бранил, оставались его ближайшими соратниками, помощниками и личными друзьями. Он все-таки был человеком XIX века. Он мог с легкостью рассуждать о необходимости расстреливать тех, кого считал врагами советской власти, но споры и политические разногласия не считал поводом для вражды и репрессий.

В 1917 году Троцкий присоединился к большевикам, считая, что прежние разногласия не имеют значения. Он полностью поддержал Ленина, и дальше они шли вместе. На заседании Петроградского комитета партии сразу после революции Ленин сказал, что отныне «нет лучшего большевика, чем Троцкий». Эту речь Ленина до перестройки не публиковали — именно из-за этих слов о Троцком.

В революционный год Троцкий оказался одной из самых заметных фигур в бурлящем Петрограде. Он отсидел в царских тюрьмах четыре года, еще два года находился в ссылке. Дважды бежал из Сибири. Это прибавляло ему авторитета в дискуссиях. Он был фантастически умелым оратором. Его выступления буквально завораживали.

Иван Куторга, активист партии кадетов, оставивший воспоминания об ораторах 1917 года, так писал о Троцком:

«На крестьянском съезде он выступал среди предельно враждебной ему аудитории. Казалось, большевистский оратор не сможет сказать ни единого слова. И действительно, вначале оборончески и эсеровски настроенные делегаты прерывали Троцкого на каждом слове. Через несколько минут своей находчивостью и страстностью Троцкий победил аудиторию настолько, что заставил себя слушать. А окончив речь, он даже услышал аплодисменты».

В те годы проявился и публицистический талант Троцкого, весьма литературно одаренного. Блистательный социолог Питирим Сорокин, в те месяцы принимавший активное участие в политической жизни, вспоминал не без удовольствия: «Великолепны были саркастические статьи Троцкого, в которых он бичевал и осмеивал своих оппонентов, в том числе и меня. Отличная сатира».

Но Троцкий блистал не только на митингах. У него был и организаторский дар. Это проявилось еще в первую русскую революцию. В октябре 1905 года председателем Петербургского Совета рабочих депутатов избрали адвоката-меньшевика Петра Алексеевича Хрусталева (настоящее имя — Георгий Степанович Носарь, партийный псевдоним Ю. Переяславский). Но главной фигурой в совете быстро стал Троцкий.

Анатолий Васильевич Луначарский, будущий нарком просвещения, вспоминал потом, как кто-то сказал при Ленине: «Звезда Хрусталева закатывается, и сейчас сильный человек в Совете — Троцкий».

Ленин как будто омрачился на мгновение, а потом сказал: «Что ж, Троцкий заслужил это своей неустанной и яркой работой».

После ареста в ноябре Носаря-Хрусталева председателем Петросовета избрали Троцкого. Впрочем, скоро арестовали и самого Льва Давидовича. Ни допросы, ни камера его не напугали. На суде он вел себя очень смело.

«Популярность Троцкого среди петербургского пролетариата, — продолжал Луначарский, — ко времени ареста была очень велика… Я должен сказать, что Троцкий из всех социал-демократических вождей 1905–1906 годов, несомненно, показал себя, несмотря на свою молодость, наиболее подготовленным, меньше всего на нем было печати некоторой эмигрантской узости, которая, как я уже сказал, мешала в то время даже Ленину; он больше других чувствовал, что такое государственная борьба. И вышел он из революции с наибольшим приобретением в смысле популярности: ни Ленин, ни Мартов не выиграли, в сущности, ничего. Плеханов очень много проиграл… Троцкий же с тех пор встал в первый ряд».

Троцкий сыграл ключевую роль в событиях лета и осени 1917 года, когда Ленин, спасаясь от ареста, покинул Петроград и скрывался.

Борис Владимирович Никитин, начальник военной контрразведки Петроградского военного округа в 1917 году, считал лидеров большевиков платными немецкими агентами и пытался их посадить. 1 июля 1917 года он подписал двадцать восемь ордеров на арест. Список открывался именем Ленина.

Никитин взял с собой помощника прокурора и 15 солдат и поехал на квартиру Ленина, который жил на Широкой улице.

«Оставив на улице две заставы, мы поднялись с тремя солдатами по лестнице, — писал потом Никитин. — В квартире мы застали жену Ленина — Крупскую. Не было предела наглости этой женщины. Не бить же ее прикладами. Она встретила нас криками: “Жандармы! Совсем как при старом режиме!” — и не переставала отпускать на ту же тему свои замечания в продолжение всего обыска… Как и можно было ожидать, на квартире Ленина мы не нашли ничего существенного…»