Всем нам было ясно, что роль свободной печати в новых условиях безмерно возрастает. Лена Кулинская и Ася Лащивер особенно настаивали на скорейшем возобновлении бюллетеня. Впрочем, создавать или восстанавливать уже предстояло совсем новый тип издания. Проблемы экономические, социальные, перспективы политических перемен в стране должны были занять главенствующие места. Это сказалось и на его объеме — уже со второго номера он превращался во все более «толстый» ежемесячный журнал.
Без больших споров было выбрано название — «Гласность», конечно, в память о реформах Александра II и статьи Солженицына, но с прямым противопоставлением двусмысленным выступлениям Горбачева. Года через два одна из газет выделила Асе целую полосу для статьи «Гласность Григорьянца и гласность Горбачева», где, естественно, не было найдено в них большого сходства.
Для первого номера журнала «Гласность» дал большое интервью Андрей Дмитриевич — это была его первая публикация в Советском Союзе после возвращения из ссылки. Андрей Дмитриевич при этом вполне разумно отказался войти в состав редколлегии, слегка обидев меня, не понимавшего в тюремной изоляции вполне его масштаба и реальной всемирной славы, замечанием:
— Если я стану членом редколлегии, все скажут, что это Сахаров решил издавать журнал, а это не так.
Мое предложение группе других известных и сознательно представлявших очень разные группы диссидентов стать членами редколлегии — с тем, чтобы их материалы, их взгляды и их представления о настоящем и будущем страны были внятной составной частью журнала, тоже были после некоторого размышления почти всеми отклонены. И это уже было знамение нового, не сразу мной понятого, времени.
«Гласность» уже не могла быть продолжением диссидентских «Хроники текущих событий», «Бюллетеня «В» или Солженицынского фонда, то есть помогать всем и быть обращенной ко всем протестным движениям в Советском Союзе. Единства, объединенного тюрьмой, больше не было — началось внятное размежевание политических позиций. Хотя сперва все охотно согласились — ведь на самом деле все мы понимали, как остро необходим серьезный диссидентский журнал.
Но еще через неделю, когда собрались у меня вторично, отец Глеб Якунин, который был возвращен к службе в храме в Пушкине, ежась от неловкости, сказал, что его вызвал к себе Ювеналий — митрополит Крутицкий и Коломенский и категорически потребовал, чтобы отец Глеб не входил в редколлегию журнала «Гласность». Конечно, мы все понимали, что квартира моя прослушивается — больше того, недели за две до того соседи сверху тайком сказали жене, что их попросили целый день не приходить домой, а грохот дрелей в потолках нашей квартиры не давал говорить по телефону. Соседи рядом ничего нам не говорили, но когда открывалась дверь нашей квартиры, приоткрывалась дверь и к ним — оттуда, очевидно, наблюдали, за теми кто вошел. Все эти игры были чрезмерными, но привычными, а вот чтобы митрополит так откровенно ссылался на данные гэбэшной прослушки — это уж было слишком. Позже выяснилось, что Ювеналий у органов КГБ носил псевдоним «Адамант».
Один из лидеров еврейского движения Виктор Браиловский (хорошо знакомого мне по Чистопольской тюрьме Иосифа Бегуна еще не освободили) прямо сказал, что посоветовался со «своими» и ему было сказано, что это русский журнал и нечего еврею лезть в русские дела.
— Но Толя (Щаранский) ведь был членом Хельсинкской группы, — возразил я.
— «Наши» считают, что это отрицательный пример и Натан сделал ошибку.
Тут и Сергей Адамович Ковалев по обыкновению очень медленно, но вполне определенно, сказал, что издание такого радикального диссидентского журнала может повредить Горбачеву в его борьбе с реакционерами в Политбюро и он считает неправильным принимать в этом участие.
Лара (Лариса Иосифовна Богораз) коротко сказала, что Сережа — ее друг и как он поступает, так и она («куда иголочка, туда и ниточка»).
Не отказался только Лев Тимофеев, но это уже была не редколлегия. Недолго Лев Михайлович был моим заместителем, но вскоре оказалось, что ему нужно отдохнуть на море после двух отсиженных лет и редакция осталась в прежнем составе. Вскоре ее пополнили два важнейших для «Гласности» человека — Нина Петровна Лисовская и вернувшийся из послелагерной ссылки Андрей Шилков.
Для Нины Петровны приход в «Гласность» был продуманным и принципиальным шагом — однажды она мне прямо это сказала. По своей высочайшей деликатности и сдержанности она никогда не осуждала друзей — Сергея Адамовича и Лару за то, что они отказались сотрудничать с «Гласностью» (по довольно странному, скажем, поводу, на самом деле Горбачев до конца 1988 года был прямым ставленником КГБ и все его действия были чаще всего не его инициативой). Впрочем, Богораз и Ковалев, может быть, так не считали. Нина Петровна — один из старейших участников диссидентского движения, многие годы руководившая Солженицынским фондом в России и вообще один из самых ясных, мужественных, спокойных, но бесспорных людей в диссидентском движении, без нее его просто нельзя представить, считала важным своей работой в «Гласности» подчеркнуть единство всех этапов и групп демократических сил России. Подчеркнуть своей работой в журнале «Гласность» преемственность нарождавшегося демократического и уходящего диссидентского движений.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу