Игорь Ефимов - Жажда сплочения

Ну, а как же утолить страсть к самоутверждению? Универсальным приемом тоталитаризма является война. Если же внешняя война по каким-то причинам (силенок маловато) невозможна, тогда в государстве начинается внутренний террор по отношению к какому-то религиозному, национальному или социальному меньшинству.

Сжигание еретиков было любимым развлечением средневековой Европы, старушка, подложившая ветку в костер Яна Гуса, явно видела в этом акт самоутверждения.

По свидетельству историков, вся Испания ликовала, когда в 1492 году из нее изгоняли евреев, а в 1609-м — морисков.

И французские католики были в восторге, когда Людовик Четырнадцатый начал изгонять и казнить гугенотов (1685).

Парижские «вязальщицы» сходились на площадь, как в театр, чтобы любоваться работой гильотины (1790—1794).

Избиение армян в Турции (1915) до сих пор не признается в этой стране преступлением геноцида.

Погромы еврейских магазинов и синагог в гитлеровской Германии вызывали открытый энтузиазм у рядовых немцев (1930-е).

Всякий деревенский босяк и бездельник в сталинской России с удовольствием участвовал в «раскулачивании», а когда террор перекинулся на «шпионов, вредителей, космополитов, убийц в белых халатах», городской обыватель, глядя вслед «черной Марусе», увозящей очередную жертву в подвалы НКВД, ронял со злорадством и торжеством: «Там разберутся!» (1949—1953).

И конечно, хунвэйбины, забивающие палками учителей, журналистов, профессоров и других интеллигентов, видели в этом великолепную возможность потешить свою страсть к самоутверждению, одновременно сливаясь «с великим народом, строящим коммунизм» (1960-е).

Вспышки внутреннего террора в мировой истории, как правило, принято связывать с именем деспота, находившегося в тот момент у власти: Сулла, Нерон, Домициан, Филипп Красивый Французский, Торквемада, Иван Грозный, Бирон и так далее. Но думается, что ни один из них не мог бы осуществлять свои злодеяния без молчаливого — а порой и громогласного — «Смерть шпионам! Размозжим головы!» — сочувствия и соучастия народных масс. Даже те, в ком еще звучал голос сострадания, глушили его, интерпретируя происходившее как некие неизбежные человеческие жертвоприношения на алтарь всеобщего единства.

Люди, пережившие сталинские и хрущевские времена, помнят, с каким подозрением и недоброжелательством прохожие на улицах относились к попыткам отличаться от толпы хотя бы в одежде, прическах, косметике. В СССР позорили так называемых «стиляг», за слишком узкие брюки и иностранный шарфик дружинники могли отвести в милицию. В маоистском Китае девушкам могли прямо на улице отрезать косы, если они превосходили положенную длину. Сегодняшнему лидеру Северной Кореи мало того, что весь народ одет в такие же черные френчи, как у него. Недавно он потребовал, чтобы мужчины подражали ему и в прическе, состригая волосы с висков.

Равенство, единообразие, сплоченность были гораздо легче достижимы на племенной ступени цивилизации. Но с возникновением государства совместное существование людей усложнилось десятикратно. Разделение обязанностей приводило к тому, что кто-то должен был трудиться на полях и стройках, кто-то — распоряжаться работами и распределением продукта труда, кто-то — повелевать, судить и отражать внешних врагов, кто-то — познавать мироздание и хранить накопленную информацию. Неизбежно возникало неравенство, а вместе с ним и мучительный вопрос: «Почему ты наверху, а я — внизу? Почему не наоборот?»

Почти во всех земледельческих империях проблема эта была решена путем разбивки населения на сословия и касты. Рабы, плебеи, всадники, патриции, сенаторы в Древнем Риме; неприкасаемые, шудры, кшатрии, брахманы в Индии; крепостные, вольные горожане, дворяне, духовенство — в Европе и России. Человеку легче было смириться со своим положением на нижних ступенях государственной пирамиды, когда ему внушалось, что он предопределен к нему самим фактом рождения в нижнем сословии. Пути перехода в более высокие слои за счет собственных талантов и энергии всячески затруднялись, порой перекрывались наглухо.

Однако там и тут возникали национальные образования, которые отказывались от кастовой системы, давали каждому человеку возможность проявить себя на том поприще и в той мере, которые соответствовали его природной одаренности. Такие образования очень скоро достигали невероятных успехов в экономической и военной сферах. Маленькая Финикийская республика господствовала в Восточном Средиземноморье, сумела отразить непобедимого вавилонского царя Навуходоносора (VI век до Р. Х.), создала могучий Карфаген. Афинская республика отразила нашествие огромной армии персов, рассыпала свои процветающие колонии по берегам Эгейского и Черного морей (V—IV века до Р. Х.). И в cредние века мощь и процветание таких республик, как Флорентийская, Генуэзская, Венецианская, Новгородская, показывали всему миру, что сплоченности можно добиться и не подавляя страсти человека к самоутверждению.