Виктор Черкашин - В поисках агента. Записки офицера КГБ

— Какой вздор! Вы меня с кем-то путаете. Я больше не хочу с Вами разговаривать. Пожалуйста, покиньте мой номер.

Он подошел к кровати и лег.

— Вы не должны так себя вести.

С решительным видом я сделал несколько шагов вперед.

— Вам бы следовало быть более покладистым, если Вы хотите себе добра.

Американец держался своей линии поведения.

— Вы нарушаете дипломатический протокол, — повышая голос, сказал он. Его лицо покраснело. — Я обладаю дипломатическим иммунитетом, и у Вас могут быть большие неприятности.

Он встал с постели.

— Я их не боюсь. Иначе я бы не был здесь. Все, в чем я заинтересован, это установление справедливости.

Нельзя было понять, вызвано ли было такое его поведение тем обстоятельством, что он не виновен в том, в чем его обвиняют, или он что-то от нас скрывает. А мне нельзя было уйти, не выяснив это.

— Мы хотим, чтобы Вы были наказаны как человек, сотрудничавший с нацистами, — произнес я.

— Убирайтесь! Что вообще вы все можете мне сделать? Я — гражданин Соединенных Штатов и не должен выслушивать этот бред!

Пришло время нанести запрещенный удар.

— Жаль, что Вы такой упрямый. В нашем арсенале есть и другие средства. Не забывайте, что ваша сестра все еще живет на советской территории.

Варварив на мгновение замолчал, затем засмеялся.

— Вот тут вы ошиблись. Моя сестра живет в США.

Возможно, он подумал, что побил мою козырную карту, если его сестра тоже эмигрировала, — факт, о котором нам не было ничего известно. Однако тут американец совершил оплошность: невольно признав, что у него есть сестра, он тем самым подтвердил, кто он есть на самом деле. С новой силой я продолжил атаку.

— Допустим, ваша сестра вне нашей досягаемости. Но не забывайте, что Вы сами находитесь на советской территории.

Варварив понял свою ошибку и изменил тактику.

— Послушайте, я был очень молод в то время, — с определенным раскаянием в голосе сказал он. — Я не понимал, что я делаю. Я не осознавал, за что выступала каждая сторона. Во всяком случае, я не принимал никакого участия в борьбе с партизанами.

Он начал нервно шагать по комнате.

— Хорошо, давайте подумаем, что можно сделать, — ответил я, чувствуя, что наступил кульминационный момент встречи.

Я сказал, что Госдепартамент никогда не узнает о его прошлом, если Варварив согласится сотрудничать с КГБ.

Дальнейший разговор с ним продолжался до 4 часов утра. Американец в конце согласился начать работать с нами, но сказал, что он очень устал и предложил продолжить беседу днем. Я понимал, что если я сейчас покину его номер, то буду только наполовину уверен в успехе вербовки, хотя уже чувствовал себя победителем. Честно говоря, я не ожидал, что наша беседа зайдет так далеко. Хотя я не получил от Варварива окончательного согласия на сотрудничество с нами, мне удалось «дожать» американца — признать его прошлое. Если вербовка сорвется, мы, тем не менее, сможем его дискредитировать. Даже если он сообщит в Госдеп о вербовочном подходе, мы пойдем на обнародование собранных нами компрометирующих его сведений. В любом случае у Варварива будут серьезные неприятности.

Я покинул номер, чтобы дать дипломату немного поспать. Утром он пришел на запланированное заседание конференции, внешне все выглядело нормальным. Около обеда я получил срочный звонок из Москвы, и мне сообщили, что посольство США направило в МИД ноту протеста по поводу попытки шантажа американского дипломата в Тбилиси. Варварив все же решил не идти на сотрудничество с нами, но все, что с ним произошло, стало достоянием гласности и привело к скандалу. В Москве посол США Малкольм Тун выступил с заявлением, осуждающим провокацию против Варварива, и потребовал срочной встречи с официальными представителями МИД.

Как только стало ясно, что Варварив информировал Госдепартамент о попытке его вербовки органами КГБ, Центр запустил советскую пропагандистскую машину. В нашей прессе была опубликована серия статей, обвиняющих США в беспринципности и ханжестве, поскольку они не гнушаются использовать на высоких государственных постах людей, сотрудничавших в годы войны с нацистами. Одновременно в средствах массовой информации США вовсю публиковались протесты по поводу провокаций КГБ против американских дипломатов.

В принципе, такая реакция ожидалась. Что явилось для нас неприятным сюрпризом, так это реакция на инцидент различных отечественных ведомств и организаций. Министерство иностранных дел выступило с резкой критикой действий КГБ, заявив, в частности, что наша основная ошибка состояла в проведении секретной операции в период, когда советское правительство большое внимание уделяет разрядке напряженности с Западом. Крючков получил выговор. В главке замерли — сейчас полетят головы, первой, естественно, будет моя. Заместитель председателя КГБ Георгий Цинев приказал подготовить подробный отчет о случившемся, пообещав сурово наказать виновных. Особое негодование у него вызвало то обстоятельство, что его — куратора советской контрразведки — не информировали о намеченной операции. Однако, когда затребованный отчет был подготовлен и доложен ему, было уже поздно наказывать якобы провинившихся. Крючков и Калугин в определенной степени «прикрыли виновников», послав меня и заместителя начальника управления «К» Николая Лукова, курировавшего операцию, в командировку в Берлин на время, пока улягутся страсти. Конечно, я был признателен за их защиту. Ко времени, когда мы через две недели вернулись в Москву, уже появились новые проблемы и дела, которыми надо было заниматься, и этот инцидент потихоньку отошел на второй план, а потом и вовсе был забыт.