Виктор Черкашин - В поисках агента. Записки офицера КГБ

Так много событий произошло до этого октябрьского дня 1985 года, когда я получил письмо Хансена, что я ни за что бы не поверил, что впереди у меня еще одна вербовка, которая с точки зрения ее обстоятельств и значения может случиться только раз в оперативной жизни разведчика. Однако как раз это и произошло. Некто, обещавший неслыханные секреты, оказался вполне реальным человеком. Добровольный подход к нам Хансена, его поразительная, если можно так выразиться, «самовербовка» положили начало периоду его шпионской деятельности, на протяжении которого он выдал больше секретов ФБР, чем кто-либо за всю историю Бюро. Он передал нам так много информации о работе ЦРУ, что, когда контрразведывательные службы США начали его поиск, первым делом они стали искать источник среди сотрудников Управления. Хансен позволил нам проникнуть в такие глубины американских спецслужб, что в ПГУ его по праву считают самым выдающимся источником разведывательной информации, по калибру и значению даже выше, чем Олдрич Эймс.

Оперативная работа разведчика ассоциируется у многих со скрытными встречами, тайниками, маскировкой и другими экзотическими способами и методами, используемыми с целью ухода от спецслужб другой стороны или для проникновения в них. В действительности, как я уже говорил, по крайней мере не меньше 90 % моей деятельности состояло из рутинной, можно сказать, канцелярской работы, включая многочасовое сидение за столом и чтение вороха бумаг: газетных статей, оперативных дел и донесений, почты и шифротелеграмм из Центра и т. п. Это касалось даже сотрудников-агентуристов, активно работавших со своими источниками. Выходу на встречу с агентом обычно предшествовали недели детальной подготовки и координации операции с Центром. Все должно было быть зафиксировано на бумаге: место, где будет проходить встреча, меры безопасности, как и кем будет вестись контрнаблюдение при встрече, кто и каким образом будет осуществлять подстраховку на маршруте следования к месту встречи и т. п. В нашем ремесле чем больше осложнений и трудностей ожидалось при проведении операции и чем больше внимания уделялось ее подготовке, тем менее рискованной она оказывалась.

Однако возникали ситуации, когда для всего этого совсем не было времени. Вскрытие письма, полученного Виктором Дегтярем, в котором разоблачался Мартынов, требовало принятия срочных мер по обеспечению безопасности его автора. В отсутствие Андросова, находящегося в отпуске, Дегтярь, по каким-то причинам не желая показывать письмо мне, мог передать его только второму заместителю Андросова, который и мог вскрыть конверт. Это значило, что два человека — он и Дегтярь — могли знать содержание письма. Я отдавал себе отчет в том, что не мог рассчитывать на соблюдение обоими (если уж выбирать более нейтральные выражения) общепринятых цивилизованных норм поведения. Я также не мог им сообщить, что резидентуре уже известно о сотрудничестве Мартынова с ФБР и мы уже разрабатываем планы по его возвращению в Москву. Дополнительная сложность ситуации состояла в том, что я не мог воспрепятствовать тому, чтобы они не рассказывали о письме другим сотрудникам резидентуры. А из этого следовало, что я не мог гарантировать, что Мартынов, все еще находящийся среди нас в резидентуре, не узнает, что он раскрыт. Если даже все сочтут письмо плохой шуткой ФБР, одно слово о нем от кого-нибудь в посольстве насторожит Мартынова со всеми вытекающими для нас неприятными последствиями.

Информируя Крючкова о письме, я описал все, что произошло, и предложил разработать соответствующую легенду для маскировки его истинной сути и принять необходимые меры, чтобы дальнейшие послания анонимного автора получал только я. С этой целью Центру, в частности, следовало бы послать на имя второго заместителя резидента телеграмму, в которой он информировался, что ПГУ участвует в совместной операции с разведслужбой Болгарии DS по обеспечению «железной легенды» для их агента в США.

Поскольку я поддерживал контакты с болгарским резидентом в Вашингтоне, реализация моего предложения имела бы правдоподобное обоснование. Следуя его дальнейшему развитию, наши болгарские друзья якобы попросили нас помочь проверить искренность их агента путем анализа его реакции на информацию, полученную от одного из его источников. Если этот агент сотрудничает с ФБР, американцам станет известно о письме. Центру следует создать видимость, что информация о Мартынове не соответствует действительности — часть нашей уловки, чтобы убедиться, «клюнет» ли ФБР на это, тем самым подтвердив факт утечки содержавшихся в открытом конверте сведений. Все это должно убедить, что операция не имеет никакого отношения к советской разведке, мы просто помогаем болгарам.