Сергей Носов - Конспирация, или Тайная жизнь петербургских памятников-2

Совсем иначе складывается судьба у одного из главных героев книги – памятника Чкалову на Пионерской улице, – у меня он проходит под именем Чкалов-на-трубе, потому что представляет собой бетонную голову, приделанную к врытой в землю трубе. Несанкционированный, установленный за пивными ларьками самолично скульптором перед отъездом из России в конце перестройки, Чкалов-на-трубе принял на себя вызовы времени, перенес угрозы демонтажа и, можно об этом уже говорить смело, выстоял. Ему не просто срезали с темени монтажный крюк, его не просто покрасили вместе с трубой – вокруг него благоустроили пространство: пустырь превратили в сквер, посадили экзотические растения и даже преобразили облупленные брандмауэры, украсив их иллюстрациями отечественных достижений в области воздухоплавания и аэронавтики (Можайский, Циолковский, Гагарин). Мне бы не хотелось обсуждать здесь эстетические принципы оформления этого пространства и тем более идеологию проекта (одно время брандмауэр над Чкаловым украшал портрет депутата) – достаточно понимания, что памятник цел (а мы защищаем любые памятники). Удивительна все же быстрота, с которой поменялся социальный статус памятника, – из не имеющего прописки нелегала он превратился в почетного жителя района. Этот памятник лишь во вторую очередь памятник Чкалову. В первую – он памятник современности: в девяностые, когда таился за пивными ларьками, он был памятником эпохе распада и разорения страны, теперь, пускай и в патриотическом выражении, – эпохе всевластия гламура, впрочем, и эта эпоха, кажется, завершается. Что будет дальше – посмотрим.

В разговоре о петербургских памятниках трудно обойтись без Медного всадника. Он в книге, конечно, упоминался, но с необходимой оговоркой: «Медный всадник – не наш персонаж». И тем не менее по факту упоминания главный памятник города тоже должен считаться фигурантом нашего повествования. Поэтому обязан сказать, что с Медным всадником все нормально, хотя сам он в мае 2014-го стал непреднамеренным виновником трагедии.

В ночь перед Днем Победы некий турист дерзко вскарабкался на постамент и, разместившись под копытами коня, попытался сам себя сфотографировать, однако не удержался, упал со скалы вниз головой и разбился насмерть. Каждый волен извлечь из этого случая сколь угодно значительный символический неликвид – я же скажу по-простому: с памятниками не шутят.

Люблю это место. Весьма своеобразное.

А ведь на первый взгляд ничего особенного: гранитный шар на пьедестале, и больше ничего. Но приглядевшись, замечаешь, тут что-то не так. Зачем посреди сквера в центре клумбы возвышается солидный, почти двухметровый пьедестал, если на нем всего лишь скромных размеров шар? В Петербурге немало гранитных шаров, но если и есть у них пьедесталы, они невысокие. Шар, он и есть шар. Зачем его возносить? Даже на стрелке Васильевского острова два гранитных шара – это просто два гранитных шара – элемент стиля, изящное дополнение к бесподобному виду, но не то, что претендует на глубокомысленность. А тут точно не так. Легкомысленная ли или многозначительная, но явно какая-то демонстрация.

Вот, скажем, зимой, когда рядом высокая елка с гирляндами, это странное сооружение – параллелепипед с шаром – воспринимается как новогодняя безделушка. Но в остальное время года, когда елки нет, – это перевернутый восклицательный знак.

Старожилы знают, что раньше в этом сквере у пересечения Чкаловского проспекта и улицы Ленина вместо шара сам Ленин был – в смысле бюст. Этот шар – бюсто-заменитель. И пьедестал, соответственно, устанавливался не под шар, а под бюст Ленина.

Тут вот какие дела.

Есть на улице Ленина место, которое сейчас называется музей-квартира Елизаровых. Елизаровы – это муж и жена. Анна Ильинична – сестра, соответственно, Ленина, а Марк Тимофеевич – тот самый Елизаров, именем которого назван проспект Елизарова и станция метро «Елизаровская». Заслуги его перед революцией значительны, но главная в том состоит, что он, в бытность свою директором пароходного общества «По Волге», дал у себя в квартире приют своему шурину – Владимиру Ильичу Ленину и его жене, только что вернувшимся из эмиграции. За три месяца легального проживания на этой квартире – с 4 апреля по 5 июля 1917 года – Ленин много чего успел, даже, на иной взгляд, слишком много. Но труды трудами, а быт бытом. Еще бы не забиться моему сердцу было, когда в ванной комнате музея-квартиры Елизаровых я увидел высокую дровяную колонку – такая же стояла у нас на Фонтанке в пору моего детства. И такое же, как здесь над дровяной плитой, было и у нас круглое отверстие в стене на кухне, и я знал для чего – для трубы самовара!.. Есть там среди прочего и кресло-каталка, будто бы привезенное в свое время из Горок, еще не успевших стать официально Ленинскими.