Геннадий Пискарев - Алтарь без божества

…В «Киевском» ждут гостей из «Троссина». Будто бы приедет и Герта, бригадир с молочного кооперативного комплекса. С ней подружилась Нина, будучи в командировке у них. Много общего с Гертой у Джус. У той тоже четверо сыновей растет… Бежит время. Тяжелеет костюм от наград, но тяжелеет и ноша жизни. Хотя… Как там написал Анатолий Стадник, экономист совхозный, в песне «Краса земная», посвященной ей, Герою Социалистического Труда Нине Павловне Джус?

Да будет так! Пусть сияют ласково зори над твоей головой, человек, дарующий миру и хлеб насущный, и жизненную красоту.

Дмитрий Кондратьевич Карпов, или просто Кондратьич, шестидесятилетний мужчина, ещё и ещё раз перечитывал письмо, озадаченно чесал затылок.

– Э, вон как разошлась… «Многоуважаемый папаня. Позвольте уведомить вас, что Валентина, моя кровная дочь, несмотря на все ваши пропагандистские усилия, вернется ко мне…» Ну и ну, слова-то какие.

Кондратьич зло плюнул и хотел было отбросить конверт с письмом в сторону, но против своей воли опять стал читать: «Ей здесь уже подыскана хорошая работа на меховой фабрике, а не на какой-то свиноферме».

Вечерело. В эти часы, когда яркие краски шумного летнего дня начинали медленно растворяться в набегающих теплых сумерках, Дмитрий Кондратьевич любил отдохнуть на бревне около старого своего дома, который срубил еще в первые годы Советской власти его отец. Попыхивая козьей ножкой и любовно поглядывая на посеревшую от ветров и дождей избу, Кондратьич обычно думал об одном и том же: «А что, дом мой еще хоть куда. Лес-то, лес-то какой! Вот Валька скоро заневестится, чем не приданное хата такая».

Валька, в приданное которой предназначался дом, приходилась Кондратьичу внучкой. Она обладала черными, веселыми глазами к живым беспокойным нравом. В такие часы она обычно возилась на кухне, готовила ужин. С бабкой Таней, старейшей дояркой колхоза, разговоры у Вальки были очень важные и деловые. Вот уже несколько дней как девушка закончила школу-восьмилетку и ходит теперь с бабкой на ферму, доит коров. По тому, как она довольно квалифицированно характеризует буренок, видно: наука животновода Вальке дается.

Из лощины, что за околицей, на деревню ползет белый клочковатый туман. Медленно приближается к деду человек. По голосу слышно. Иван Артемыч Карпухин, здешний председатель колхоза.

– Сидишь, Кондратьич, а лошади небось не кормлены. Шучу, конечно. Ты скорее сам без обеда останешься, а кони сыты будут.

Они любят поговорить вот так, вроде бы ни о чем. А тяготеют друг к другу потому, что сам Кондратьич был когда-то председателем. Правда, давно, до войны ещё, когда в колхозе была всего одна деревня. А сегодня разговор заходит о другом.

– Артемыч, а Вальке нашей ты когда группу выделишь?

– Да ведь мала еще.

– Мала, да удала.

– Ладно, подумаю.

– Думай поскорее, а то мать-то грозится увезти ее в Москву. И увезет, если мы ничем не заинтересуем девчонку.

Александра Дмитриевна – Валькина мамаша, родная дочь Кондратьича, когда-то в молодости, оставив отцовскую землю, поехала искать счастья вдали от родного дома – в Москве. Единственное, что ее связывало с селом, – это желание провести очередной отпуск у отца с матерью. К ним на летние месяцы привозила она и своих дочерей: Валю и Тоню. Однако любовь к земле, к деревне, неизвестно по каким причинам утраченная Александрой Дмитриевной, вдруг с невероятной силой проявилась у старшей дочери – Вали.

Однажды Валя осталась в деревне на зиму. В школу ходила вместе с новыми своими подружками Марусей Полоховой, Таней Страховой и Катей Тенановой за три километра. Ей нравилось поздно вечером (в школе занимались во вторую смену) брести по запорошенной снегом дороге к поселку, где бабушка с дедом ждали внучку к ужину. Светят огоньки деревенских изб, белым ужом вьется по дороге поземка, а ты бежишь и бежишь в предчувствии отдыха, уюта и дедовых рассказов, до которых он, как человек много повидавший на своем веку, был большой охотник.

Ей нравилось, жмурясь от яркого солнца, бежать распахнув пальто по весенней дороге, когда кругом от растаявшего снега искрятся болота, озера, а наст дороги, укатанный, крепкий, как мост, пролегает через них.

Ей нравилось вместе с бабкой Татьяной, вооружившись хворостиной, выгонять на первую траву глупых пугливых телят.