Вагиф Гусейнов - От Ельцина к…? Война компроматов

Указанные причины объясняли заинтересованность, проявляемую Кремлем, не в нормализации, а в обострении ситуации на Северном Кавказе. Эта заинтересованность отчетливо выразилась в отказе Москвы от каких бы то ни было переговоров с президентом Чечни А. Масхадовым, которых сразу после начала бомбардировок стал добиваться официальный глава Ичкерии. Кремль, видимо, вполне сознательно перешел на великодержавную риторику в обращении к Грозному: по словам В. Путина, Б. Ельцин встретится с А. Масхадовым тогда, когда это будет нужно российскому президенту. Были проигнорированы и попытки посредничества между Кремлем и Грозным, предпринятые другими кавказскими лидерами, в том числе съездом народов Кавказа, прошедшим под эгидой правительства Кабардино-Балкарии, президентами Ингушетии и Северной Осетии.

При довольно загадочных обстоятельствах «разгневанным народом Дагестана» была сорвана встреча между А. Масхадовым и главой госсовета Дагестана М. Магомедовым. «Спонтанное» выступление жителей Хасавюрта сразу же стало частью пропагандистского арсенала Кремля и подкрепило «народным мандатом» установку на бескомпромиссность в отношении Грозного. По мнению некоторых аналитиков, премьер В. Путин, являвшийся инициатором несостоявшейся встречи, получил от президентской команды намек, что его попытки активизировать диалог с Грозным неуместны: уже на следующий день пресс-секретарь Б. Ельцина косвенно дал основания думать, что Кремль был заинтересован в срыве встречи. Д. Якуш-кин, в частности, отметил, что президент доволен решительностью В. Путина, но считает при этом, что переговоры с Грозным пока не нужны, так как они дают бандитам временную передышку, необходимую им для зализывания ран и добывания новой финансовой помощи.

Москва явно решила добиваться превращения кон-фликта в Чечне в настоящую затяжную войну, однако при этом возникали большие сомнения в том, что она действительно полна решимости довести грядущую войну «до победного конца». Прежде всего, в этой связи обращал на себя внимание тот факт, что президент Б. Ельцин, как это уже не раз бывало в аналогичных ситуациях в прошлом, когда надо было принимать на себя ответственность, заметно снизил свое присутствие в публичном информационном пространстве. Вновь заработала машина противоречивых «кремлевских слухов» о якобы резком ухудшении здоровья и физического состояния президента, о предстоящей ему новой операции на сердце или о необходимости отдыха и интенсивной терапии.

Симптомы «царской болезни», скорее всего, являлись не раз опробованным и прежде приемом, с помощью которого президент обычно перекладывал груз ответственности за принимаемые решения на чужие плечи, если не уверен в быстром и позитивном исходе дела. Обращал на себя внимание аналитиков и ряд иных «подозрительных» обстоятельств. Так, уходя от переговоров, Москва одновременно делала все возможное, чтобы унизить и обозлить противника. Премьер объявил Чечню неотъемлемой частью РФ, где армия может дислоцироваться там, где это наиболее целесообразно, а парламент, избранный в 1996 году в условиях крайне низкой легитимности (в выборах завгаевского парламента в 1996 году участвовали около 10 процентов населения, а из 360 избирательных участков работало лишь 70), был провозглашен В. Путиным единственным законным органом власти в Чечне. Одновременно, по слухам, было якобы одобрено решение о физической ликвидации главарей чеченских бандформирований — Ш. Басаева и Хаттаба.

Вместе с тем, как ни странно, российское руководство смотрело фактически сквозь пальцы на то, что боевики продолжали вооружаться, а также продолжали действовать различные коридоры, открытые для поставок оружия и всего необходимого в Чечню.

Анализируя последствия курса, проводимого Кремлем, и те изменения, которые наблюдались в стратегии президентской команды, исследователи обращали внимание не только на преимущества, которые получили в свое распоряжение Б. Ельцин и его окружение, но и опасности, которые она несла для своих инициаторов.

В первую очередь наблюдатели указывали на то, что агрессивный «модус», наметившийся в поведении России в отношении Чечни и дававший о себе знать во всех остальных областях политики страны, все больше и больше раздражал Запад. Российские чиновники и журналисты, озвучивавшие настроения, господствовавшие в верхах, все чаще со сталью в голосе говорили о том, что если Запад будет упорствовать, то страна откажется платить по своим долгам и пусть Запад пеняет на себя.