Денис Терентьев - Молоко без коровы [Как устроена Россия]

А в это время даже бывшие сателлиты ушли вперед. К моменту распада Советского Союза средний поляк зарабатывал немногим больше среднего россиянина, а сегодня их доходы отличаются в 3 раза -5,2 тыс. и 15 тыс. долларов соответственно. Польские реформы называют «экономическим чудом»: экономика страны перешла к росту спустя полтора года после их старта. А в России подъем начался только после дефолта 1998 года. Как полагают многие наблюдатели, такова цена понимания населением хода реформ, его готовности потерпеть.

В Польше понимание тоже не упало с потолка. В 1981 г. в Гданьске заявил о себе профсоюз «Солидарность» во главе с электромонтером Лехом Валенсой, будущим президентом страны. Взгляды профсоюзных лидеров были левыми, а значит, антирыночными, и они вовсе не видели в Компартии врага. Наоборот, в «Солидарность» входили несколько членов ЦК и даже член польского политбюро. Кроме того, имелся «объединитель» в виде католической церкви во главе с Папой-поляком. Главное в том, что профсоюз принес «психологическую революцию», страна стала интересоваться дискуссиями об экономике, целое десятилетие превратилось в подготовку к переменам. В 1989 г. три генерала в знак протеста покинули заседание ЦК Компартии, и все поняли, что на штыках режиму не удержаться и без перемен не обойтись [24].

Польская «шокотерапия» премьера Лешека Бальцеровича – это примерно те же меры, что внедряло правительство Егора Гайдара в России начала 1990-х: свободные цены, открытые границы, приватизация госсобственности, жесткая монетарная политика, отмена большинства дотаций, на которые уходило 38 % бюджета. Теперь Бальцерович – общепризнанный герой и классик, а реформы Гайдара вызвали столько протестов, что президент Ельцин спустя год премьера сдал. Наиважнейший момент: поляки все понимали и были готовы потерпеть, а у Бальцеровича хватило воли все болезненное сделать сразу. И когда наконец накопились проклятия, экономика уже оттолкнулась от дна. Конечно, Польша – не Россия, где у миллионов разоренных бюджетников «психологической революцией» и не пахло. Гайдар пытался лавировать, тянул кота за хвост, подстраивался под группы интересов. И в итоге «сгорел», восстановив против себя почти всех. Великая вещь – готовность общества к переменам.

У российского роста, начавшегося в 2000-е гг., были совсем другие причины. Бывший замминистра финансов Сергей Алексашенко описывает в своей книге «Контрреволюция» обстоятельства, при которых в 1999–2008 гг. российский ВВП вырос на 94 %, то есть на «ударные» 7 % в год. Многие эксперты приписывают это достижение Владимиру Путину и той экономической политике, которую он проводил в первые годы своего правления. А «потерянное десятилетие» 2008–2018 гг., за которые ВВП вырос всего на 5 %, готовы объяснять набором «неблагоприятных внешних факторов» (глобальный экономический кризис, падение цен на нефть, западные финансовые санкции, замедление экономики Китая). Однако заслуги власти в подъеме не так уж велики.

Алексашенко отмечает, что дефолт 1998 г. и девальвация рубля, хотя и послали в нокдаун финансовую систему, одновременно повысили ценовую конкурентоспособность многих отечественных товаров [25]. При этом основы рыночной экономики не были сломаны, а после принятия Налогового, Трудового, Земельного кодексов в 2000–2002 гг. бизнес уверовал, что его правам собственности ничто не угрожает и можно пускать корни. Это понимание привело к резкому повышению качества управления на приватизированных предприятиях, к формированию слоя «эффективных собственников». Самый яркий пример – добыча нефти в 2000–2005 гг. выросла на 50 %.

Однако уже к 2006 г. Минфин изменил налоговую политику, вследствие чего 85 % сверхдоходов от роста нефтяных цен стало доставаться бюджету [26]. А национализация крупнейшей нефтяной компании ЮКОС подорвала доверие крупного бизнеса к действующей власти. К счастью для российской экономики, в это время для нее широко открылись международные рынки капитала: дешевые кредиты (2–3 % годовых) перепродавались населению под 6–7 %, вызвав потребительский бум: народ закупался автомобилями и стиральными машинами в кредит [27].

После 2008 г. нефтяные цены упали, а мировой финансовый кризис снизил доступность кредитов. Камнем на бюджете повисла программа перевооружения армии, на финансирование которой уходили накопленные фискальные резервы. А после присоединения Крыма в 2014 г. началась новая «холодная война» со всеми вытекающими санкциями и контрсанкциями, что самым печальным образом отразилось на инвестициях в экономику России. Алексашенко резюмирует: «Для меня главная причина замедления роста российской экономики, которое начало отчетливо прослеживаться с 2012 г., очевидна: в это время в стране наблюдался спад инвестиционной активности. Инвестиции российского частного бизнеса с каждым годом становились все меньше, а общие показатели статистики поддерживались за счет реализации инфраструктурных мегапроектов, финансируемых за счет бюджета (саммит АТЭС во Владивостоке в 2012 г., Олимпиада в Сочи в 2014 г., чемпионат мира по футболу в 2018 г., Керченский мост)».